Хайден кликает по ссылке, и она переносит их на передовицу, принадлежащую какому-то умнику-политикану. Тот рассуждает о трудностях экономики и коллапсе системы общественного образования. «Мы превратимся в общество рассерженных подростков, которые не ходят в школу, не трудоустроены, ничем не заняты. Мне страшно, и вам тоже не помешало бы испугаться».
Еще репортажи. Такие же точно рассерженные подростки, требующие перемен; не добившись желаемого, они высыпают на улицы, и толпа громит все, что попадается под руку, сжигает автомобили, бьет окна, давая выход ярости. В самом разгаре Хартланской войны президент Мосс – всего за несколько недель до убийства – объявляет усиление режима чрезвычайного положения и приказывает ввести дополнительный комендантский час для лиц моложе восемнадцати. «Всех нарушителей комендантского часа поместят в колонию для несовершеннолетних».
А вот и репортажи о детях, брошенных родителями или изгнанных из дома. «Дикари» – так называют их в новостях. Потом на экране возникает видео, на нем трое молодых людей: расставляют руки, а затем сближают их… Белая вспышка, и картинка превращается в мельтешение «снега». «Видимо, – вещает обозреватель новостей, – эти дикари-самоубийцы изменили химический состав своей крови. Когда они хлопают в ладоши, их тела детонируют».
– Ни фига себе! – восклицает Хайден. – Первые Хлопки!
– Все это происходило во время Хартланской войны, – указывает Коннор. – Нация разрывалась на части между сторонниками Жизни и сторонниками Выбора. Все беспокоились о нерожденных детях, а уже родившихся совсем забросили. Ну, то есть ни школ, ни работы, ни перспектив на будущее. Не удивительно, что детишкам крышу снесло!
– Да. Разрушим все старое и начнем заново…
– Ты их осуждаешь?
Тут до Коннора доходит, почему этому не учат в школе. Едва систему образования реструктурировали и подчинили корпорациям, данные о том, насколько дети были близки к свержению правительства, попали под запрет. Дети обладали великой силой, и это следовало держать в тайне.
Ссылки ведут Коннора и Хайдена к знаменитому видеоролику: подписывается Соглашение о разборке, представители воюющих армий пожимают друг другу руки. А вон там, на заднем плане, – Адмирал, совсем еще молодой. Голос за кадром толкует о мире, заключенном между Армией Жизни и Бригадой Выбора, о мире, пролагающем путь к нормализации жизни страны. О бунтах подростков – ни слова. Однако в первые же недели после заключения Соглашения организована Инспекция по делам несовершеннолетних, колонии для Дикарей превратились в заготовительные лагеря, а разборка стала… образом жизни.
Правда обрушивается на Коннора с такой жестокой силой, что у него голова идет кругом.
– Боже мой! Значит, Соглашение о разборке было подписано не только ради прекращения войны! Его заключили, чтобы расправиться с «поколением террора»!
Хайден отстраняется от компьютера, будто боится, что он вдруг хлопнет и разнесет их в клочья.
– Адмирал, наверно, знал об этом.
Коннор качает головой.
– Когда его комиссия предложила Соглашение о разборке, он не верил, что люди пойдут на такое. А они пошли… потому что боялись своих детей-подростков больше, чем собственной совести.
Теперь Коннору ясно: Дженсон Рейншильд, кем бы он ни был, замешан в этом, но «Граждане за прогресс» приложили все усилия, чтобы стереть этого человека с лица земли.
40
Старки
Мэйсон Старки ничего не знает ни о Дженсоне Рейншильде, ни о «поколении террора», ни о Хартланской войне. А если бы и знал, то ему все это до лампочки. Из всех общественных дел ему небезразличен только «Клуб подкидышей».
Его мотивы эгоистичны и альтруистичны одновременно. Он не прочь вознести своих подкидышей на вершину славы, но только если все будут знать, что это сделал он и никто другой. А что? Почет должен доставаться по заслугам. Хвала великому иллюзионисту Старки, ведь созданные им иллюзии превратились в нечто очень даже ощутимое!
Старки надеется на тихий путч, но внутренне готов к любым событиям. Либо все пройдет как по маслу: Коннор проявит мудрость и сам отползет в сторонку, освободив место для лидера посильнее, либо… либо Старки раскатает его в лепешку. И угрызения совести Старки не страшат. В конце концов, хоть Коннор и прикидывается оплотом справедливости, он упорно отказывается спасать от разборки подкидышей.
– Мы берем детишек из тех семей, где риск поменьше, – объяснял Коннор Старки. – Не наша вина, что подкидыши всегда попадают в большие семьи и ситуация у них сложней.
Ну да, то же самое толковал и Хайден. Но, по мнению Старки, это не оправдание.
– Так значит, тебе наплевать, что их отдают на разборку?
– Нет! Но мы делаем только то, что в наших силах.
– Маловато же у нас силенок!
Вот тогда Коннор вспылил. Впрочем, в последнее время он взрывается все легче и все чаще.
– Будь твоя воля, – заорал он на Старки, – ты бы начал взрывать заготовительные лагеря! Это не наши методы! Мы должны выиграть эту войну, но не так! Если ударимся в терроризм, власти в долгу не останутся – уничтожат все убежища Уцелевших!