Разделительная полоса

И их снова невидимая сила понесла дальше, пока они не оказались в том самом доме, откуда началось их путешествие на пляж.

ВОПРОС О ЖЕЛАНИИ

— Почему там, на пляже, она состарилась? Ты же говорил, что она желала вечной юности.

— Она для себя не состарилась и так же себя чувствует, как и тогда, когда загадывала исполнение. Света не хотела изменений, хотела быть вечной, именно такой, какой была тогда. И я исполнил. Хотя там, на пляже, для тебя она выглядит иначе, но это по-прежнему Света, только снаружи то, что было внутри. Она боялась старости, боялась изменений, боялась остаться одна и боялась быть матерью. Теперь ей нечего бояться, потому что все это я дал. Теперь у неё не будет старости, не будет ребенка, которого звали Егор, не будет боязни остаться одной, потому что другого она теперь не знает, — Он посмотрел на Гошу. — Никогда не было просто удовлетворить женщину в её желаниях, но я это могу, и мне кажется, что вышло прекрасно.

— Но ты не дал ничего! Ты у неё все отнял! И даже жизнь!

— Нет, жизнь я не отнимал, это трагическое стечение обстоятельств, а насчет всего остального — напротив, позволю себе с тобой не согласиться. Давай представим, что я сделаю слово в слово то, чего хочет Света. Хотя нет, не так — чего хочет человек. Одно желание, второе, третье, а после будет как у той старухи с разбитым корытом. Все-таки прав был классик в своей фантазии. Но то классик, а я прагматик, мне не до фантазий. Света пожелала, и я исполнил все в лучшем виде, и мои исполнения имеют конечный и законченный вид. После меня не надо ничего доделывать, исправлять и главное — у желающего не остается неприятного осадка.

— А как насчет жеста доброй воли? Даже больше для себя сделай, чем для людей, чтобы совсем не скотиной быть?

— О чем это ты?

— Верни её к жизни!

— Извини, Игорь, но это не в моих силах.

— Я хочу тебя спросить о желаниях, — после некоторого раздумья сказал Игорь.

— Давай.

— Получается, что попроси я чего-то материального, скажем, автомобиль или квартиру, тоже не получу этого? Ты дашь вместо машины телегу, а вместо квартиры сарай и еще сделаешь так, чтобы я был доволен?

— Нет. Желающий получает ровно то, что хочет. Вот, например: кто-то хочет богатство, очень хочет, просто страстно желает, но беда для него, что всю свою жизнь он прожил далеко не в достатке. Он просто не знает, как выглядит богатство, поэтому, загадывая миллион долларов, он не рассчитывает их получить. Максимум, о чем он думает, что действительно желает в глубине души, это то, чтобы быть хоть немного богаче своих друзей и знакомых, чтобы хватало денег на очередной «ширпотреб», что свойственно улице, где он живет, его городу, в крайнем случае, области. И еще хуже — он не знает, как этим распорядиться, и поэтому спускает своё желание на все подряд, а не на то, что действительно нужно. От этого все надрывы и стрессы у выигравших миллионы. Я же просто ограничиваю его желание его возможностями. Хотя в твоем случае будет по-другому.

— Ну и сука же ты.

— Ну, хорошо, я рад, что ты уловил общую идею, поэтому предлагаю переходить к следующему блюду.

Он поднял нержавеющую крышку-купол над подносом и прокомментировал:

— У, интересно, и кто же это тут у нас? — Он задумчиво почесал подбородок. — А это же Олег! Ну чего же ты, — почему-то радостно позвал Гошу он к себе, — иди сюда, тебе будет интересно!

ОЛЕГ

Политый асфальт шлепал и шуршал о покрышки проезжающих мимо машин. Автомобили были умыты и хромом улыбались, пуская солнечные зайчики самому лучшему утру, которое когда-либо было. Олег был счастлив и тоже улыбался в ответ зубами и брекетами бамперам и дискам, лощеным полированным бокам. Он зашел в цветочный ларек и выбрал самый дорогой букет роз, чем осчастливил невыспавшуюся продавщицу, заставив её глупо, по-детски улыбаться ему в ответ. А потом взял два билета на дневной сеанс, судя по афише, по-достоевски скучного фильма, победителя Каннского кинофестиваля, на последний ряд. Оправил одежду, улыбнулся своему черно-белому тонированному отражению в стекле кинозала и пошел за той, ради которой все это устраивал. За Светой.

Обычная пятиэтажка, окруженная двором и дорогой, несколько деревьев со стволами, в рост покрашенных известью, зеленый заборчик, который, при желании можно перешагнуть, и, конечно, маслом покрашенные лавочки — насесты взъерошенных старух, вечных стражей вседомовой морали. Так было обычно, так было всегда и почти ничто не менялось из-за времен года, погоды и времени суток. Но не сегодня, не сейчас. Проходя мимо старых пальто, нафталиновых головных платков, соскребающих плоть с костей взглядов, обнажающие тайные умыслы носителя, он поздоровался, блеснув серебряным ртом:

— Здрасте.