Площади с пятиэтажкой на потолке (равно как и на полу) нигде видно не было. Он сидел на пятачке между тремя опорами, неподалёку от целой толпы молочно-белых глыб, в сторону которых улепётывал во все лопатки пушистый похититель последней капсулы, по-видимому, вообразивший, что за ним погоня.
С застывшей улыбкой идиота Василий скрёб ногтями щетину на левой щеке и, судя по всему, мало что пока понимал.
— Ну ясно… — бормотал он. — Жив, значит, паразит… Ясно…
Потом встрепенулся и с испуганным лицом принялся хлопать ладонями по полу в поисках утраченного боезапаса. Оба патрона лежали рядом — тусклые, зеленоватые. Василий загнал их в обойму, обойму — в рукоять, хотел отправить пистолет в кобуру, но кобура с обрывком ремня осталась где-то там, на краю площади, рядом с теневым капканом, который и не капкан вовсе, а оказывается, вон что…
Погоревав о кобуре (хорошая была кобура, почти новая), Василий сунул пистолет за пазуху и поднялся с пола. Но тут слуха его коснулся отдалённый гулкий звук, очень похожий на выстрел, причём из оружия куда более серьёзного, чем тот же «макаров». Василий насторожился и вдруг понял — это был треск лопающейся глыбы. «Выстрел» вскоре повторился, и лицо Василия просветлело: Ромка! Кому ж ещё?!
«Уши оборву!» — радостно подумал он и пошёл на звук.
За очередной золотистой громадой открылась группа из пяти некрупных молочно-белых глыб. От одной из них была уже отколота примерно четверть, а над тем, что осталось, трудился человек с ломиком.
Но это был не Ромка!
Интеллигентный вроде старичок, розовый, седенький, закутанный в белоснежную простыню, тщательно примериваясь перед каждым ударом, наносил глыбе повреждение за повреждением.
У Василия отяжелели брови. Всё говорило о том, что перед ним — автор вырубленной на опорах похабщины. Озадачивали, правда, возраст и внешность. Приятный такой старичок, только вот одет не по-людски. На тех, что исписывают стены, решительно не похож. Хотя, с другой стороны, на субъектов, ломающих всё из хулиганских побуждений, старичок тоже похож не был, — но вот ломает же! И как-то странно опять же ломает — такое впечатление, что безо всякого удовольствия…
Так и не уразумев толком, что происходит, Василий приблизился к престарелому нарушителю.
— Послушайте! — сердито сказал он. — Чем это вы занимаетесь?
Тот опустил ломик, обернулся — и в старчески-прозрачных глазах его мелькнул испуг.
— О господи!.. — вымолвил он, глядя на незнакомого человека, одетого в обрывки милицейской формы.
(Рост — сто шестьдесят пять-сто семьдесят; телосложение — худощавое; волосы — прямые, седые; глаза — голубые, круглые; лоб — высокий, узкий; уши — малые, прижатые; нос — прямой… Усы, бородка… Ломик держит в левой руке. Возможно, левша…)
Сноровисто разъяв морщинистое розовое личико на составные словесного портрета, Василий на минуту потерял его из виду в целом и был несколько озадачен, обнаружив, что старичок смотрит на него уже не с испугом, а скорее с мягкой укоризной.
— Ну вот… — произнёс старичок, сопроводив слова грустной обаятельной улыбкой. — Опять со мной никто разговаривать не будет… Давно прибыли?
И Василий усомнился: а точно ли он квалифицировал увиденное как хулиганство и вандализм? Больно уж раскованно и любезно повёл себя старичок. Чуть ли не с хозяйским радушием.
— Вчера, — поколебавшись, сказал Василий. — С товарищем… А кто это с вами не будет разговаривать?
— О, найдутся! — вскричал старичок. — Можете в этом даже не сомневаться!.. А вы, я смотрю, из милиции?
— Из милиции. — Василий насупился, приняв, насколько это позволяли обрывки формы, суровый официальный вид. — Так что вы тут делаете?
Старичок озадаченно поглядел на ломик, на полуразваленную глыбу.
— Ломаю, молодой человек, ломаю… — со вздохом сообщил он.
— Зачем?
Старичок улыбнулся в ответ ласково и ободряюще.
— Знаете что, — решительно сказал он. — Вы ведь сейчас потребуете объяснений, причём подробных… А подробно объяснять на пустой желудок — это, знаете ли… Словом, давайте начистоту: с булыжником этим я, конечно, погорячился. Сложный оказался камушек, непростой… — И старичок с досадой звякнул ломиком по неровному стеклисто-мутному сколу. — А вы, я смотрю, мужчина крепкий… Причём учтите: кроме меня вам здесь никто разъяснений не даст, а мне терять нечего — мне теперь из-за вас так и так бойкот объявят… Короче, чисто деловое предложение: вы сейчас берёте этот ломик и доламываете то, что я начал. Дальше вместе пообедаем, ну, и заодно попробуем развеять какие-то ваши недоумения… Соглашайтесь! Предложение, мне кажется, самое для вас выгодное.
— У меня товарищ потерялся!..
— Найдётся! Здесь, знаете ли, при всём желании не пропадёшь. Прошу…
— Да, но… — нерешительно начал Василий, принимая из рук бойкого старичка орудие разрушения.
— Не бойтесь, она хрупкая, — неправильно истолковав его колебания, подбодрил тот.
— Да знаю, что хрупкая…
Старичок изумился.
— Знаете?.. И откуда же, позвольте спросить?
— Да тут такое дело… — нехотя объяснил Василий. — У товарища железяка была… От летающей тарелки отломал…