Раздолбаи космоса, или Гений кувалды

В этот миг возле аппарата возник Пузырёк с двумя полными сетками, а за ним повалила скопом вся компания. Каждый вновь прибывший раздвигал собой уже имеющуюся толпу, заставляя остальных наступать друг другу на ноги и хвататься за что попало. Запорхали матерки.

— Нет, ну я-то при чём? — обиженно восклицал мужичок по имени Коля, на удивление трезвый. — Я, главное, к камушку, а там уже Лёша! Я — вокруг, а там ещё одна…

— Д-дитятко… — Василий замолчал и непонимающе уставился на собутыльников. Углядев вежливо-скорбное личико и седенькую бородку Сократыча, скривился, замотал тяжёлой головой.

— Сократыч… — жалобно пробасил он. — Телескоп-то, а?..

— Вась… — то ли с сочувствием, то ли с досадой повернулся к нему Пузырёк. Умелые морщинистые руки продолжали работать вслепую, открепляя один из баков. — Ну что ты, ей-богу… Воскресить — не воскресишь, так? Хозяева за тебя с Крестом, прости мою душу грешную, рассчитались… А то бы ещё и по тебе сейчас поминки справляли!.. Тут вон людей уже насмерть бьют, а ты… Собаку у тебя, что ли, никогда грузовиком не переезжало? Ну, погоревал… Ну и будет…

— Сократыч… — упрямо гнул свое Василий, видно, пропустив увещевания Пузырька мимо ушей. — Иди, Сократыч, помяни… Не пьёшь — так закуси хотя бы…

— Вот вам и хозяева!.. — злобно приговаривал Лёша Баптист. — Во делают! Добренькие, блин!.. Зубки чинят, ручки чинят… А мужика за зверушку шлёпнуть — это как?..

Василий медленно, чуть ли не со скрипом, повернул шею.

— Кто… зверушка?..

— Не Телескоп, не Телескоп!.. — торопливо заверил Лёша, примирительно выставив вперёд мясистые ладони.

— А ведь с точки зрения хозяев, — задумчиво начал Сократыч, принимая из рук Василия капсулу, — мы с ними, получается, вполне равноправны… Так что версия моя, увы, подтверждается. Побирушки — наши предшественники, и не дай нам бог дожить до того дня, когда мы окажемся в их положении. Под богом я, естественно, подразумеваю хозяев… Хотя… Как это ни печально, никуда не денемся — доживём.

— Ну, понёс, понёс… — недовольно сказал Лёша. — Вечно ты, дед, мозги запудришь…

— Понёс, говорите? — Сократыч прищурился. — Однако, здоровье они нам всем подарили, согласитесь, отменное. Обе недавние смерти — насильственные и с болезнями никак не связаны. Далее! Как вы думаете, сколько лет побирушкам?

— Ты заткнёшься или мне тебя заткнуть? — рявкнул Лёша.

— Я тебя сейчас сам заткну! — полоснул в ответ высокий отчаянный голос, и бледный от выпитого Ромка, пошатываясь, подошёл к Сократычу. Положил длинную узкую руку на старческое плечико и с вызовом взглянул на Лёшу. — Говори, дед…

Всё-таки авторитет Ромки, несмотря на все его недавние проказы, был ещё очень высок. Лёша поворчал и умолк… Вытирая ладони о спецовку, подошёл послушать и Пузырёк.

— Не удивлюсь, если побирушкам по нескольку сот лет, — объявил Сократыч. — А то и больше. Судите сами, детенышей их здесь никто никогда не видел. Собственно, это и понятно. Сюда прибывают лишь взрослые, так сказать, долбёжеспособные особи… И дальше каждая из них просто перестает стареть. Правда, как вам известно, детей здесь тоже ни у кого быть не может…

— М-матушка… М-матушка… — снова замычал Василий.

— Да помолчи ж ты, Вася! — взмолился Ромка и снова повернул к Сократычу бледное и какое-то перекошенное лицо. — У кого — не может? У нас или у побирушек?

— Ни у них, ни у нас.

— Откуда знаешь?.. Почему это — не может?

— А пробовали, Рома, пробовали… Не беременеют здесь женщины. А почему?.. Спросите хозяев.

— Не-на-ви-жу хозь… зяев… — простонал Никита.

Ромка вскинулся и, вздёрнув верхнюю губу, оскалил зубы. Всем даже слегка не по себе стало — до того он сразу сделался похож на покойного Креста.

— Ты! — с презрением выговорил он в несчастные пьяненькие глаза Никиты. — Ты ненавидишь? Сидишь вот и ненавидишь, да?.. Так ненавидишь, что пальцем пошевелить боишься?..

Василий медленно поднял осоловевшее лицо, недоумевая, что это за шум подняли у него над головой.

— Рома, Рома… — испуганно проговорил дедок Сократыч и, встав, молитвенно сложил ладошки. Розовое личико его было тревожно. — Послушайте меня… Я не знаю, что вы на этот раз затеваете против хозяев, но я уже, честное слово, начинаю за вас бояться… Вы ведь действительно талантливый мальчик, Рома! А хозяева, как выяснилось, ещё и убивают…

* * *

Увидев Лику с двумя тяжеленными сетками, Маша Однорукая повалилась на спину (она сидела на свёрнутом петлёй кабеле) и в голос захохотала. Лика опустила сетки на пол и жалко улыбнулась.

— Тут не смеяться, — сказала она с упрёком. — Тут плакать надо.

А Маша всё никак не могла остановиться.

— Вот это загудели мужики!.. — рыдала и взвизгивала она. — Вот это загудели…

Наконец отсмеялась и села, утирая слёзы. Лика печально смотрела на подругу.

— Люська с потолка как раз перед тобой приходила, — отдыхиваясь и разминая ладонями сведённые щеки, сообщила Маша. — Ой, не могу… Аж к сердцу подкатило… Тоже тюбиков приволокла: спрячь, говорит, пока мой всё не пропил… А у тебя чего-то мало… Или ты в два рейса?

Маша задержала дыхание, потом глубоко вздохнула и успокоилась окончательно.