Я обернулась. Зефир, распахнув глаза, уставился в полумрак и указал лапой на что-то возле кустов роз. Я нахмурилась и подошла ближе.
— Святая Ехидна… — прошептала я, бледнея.
Быстро присев, я схватила холодное запястье. Сколько я ни вслушивалась, не ощущала ни намёка на пульс. Совладав с собой, я перевернула тело в тёмно-синей форме, в ужасе узнавая в нём свою одногруппницу.
— Аврора, ты тут? — услышала я хихиканье со стороны дорожки. — Куда занесли тебя крылья люб… АААААААААА!
Я подскочила, уставившись на подружек несчастной брюнетки. Пусть они и поступили со мной низко и подло, мне всё равно было жаль и её, и их.
— Целителя зовите! — одёрнула я мечущихся в истерике ведьм.
— Да поздно уже, — мрачно сказал Зефир. Но я не хотела ему верить.
Пепельноволосая, отпихнув меня, присела возле подруги. Дрожащими руками ощупав Аврору, она подняла на меня бледное лицо.
— Мерзавка! — вдруг завопила она. Я остолбенела. — Больное чудовище! Ты убила её!
— Что? — я растерянно посмотрела на девушку и её тихо плачущую подругу.
— Мы же просто пошутили, — прошептала блондинка, трясясь. — За что ты так…
— Это всё недоразумение… — прошептала я одними губами. Но ведьмы меня уже не слушали.
Полчаса спустя мы, бледные и нервные, сидели в приёмной у ректора. Из города уже приехал имперский патруль, и они по очереди опрашивали нас, свидетельниц. Мне хотелось бы верить, что меня считали свидетельницей, но из-за неплотно закрытой двери кабинета отчётливо слышался визг пепельноволосой:
— Эта нищенка ещё днём напала на нас, а ночью подстерегла Аврору и…
— Вы в порядке, Мирабелла? — ласково спросила Эдвина, подавая мне чашку с чем-то горячим. Я машинально отпила, не почувствовав вкуса. Меня знобило.
— Как я могу быть в порядке? — спросила я надтреснутым голосом.
Эдвина уже подавала вторую чашку другой подруге убитой. Та жалась на противоположной стороне дивана, подальше от меня.
— А вы, Натали? Как себя чувствуете?
— Я не могу поверить, — всхлипнула девушка.
В этом я была с ней солидарна. В приёмной повисла давящая тишина. Я покосилась на двух мужчин в гвардейской форме, ненавязчиво стоящих у выхода. Наверное, так требовали их протоколы. Дело ведь вовсе не в том, что меня правда сочли за убийцу?
Дверь ректорского кабинета распахнулась. Из неё вышла пепельноволосая, которую придерживала под руку Корделия — неожиданно полная сочувствия и почти нежная.
— Я отведу адептку в её комнату, — обратилась она к Эдвине. Несмотря на ситуацию, я ехидно отметила про себя, что Корделия способна разговаривать нормальным голосом. Подобные мысли помогали мне отвлечься.
Натали пригласили в кабинет. Я осталась сидеть на диване с Зефиром, который всем своим видом говорил: “Надо было меня слушать!”, но при этом сочувственно касался меня пушистым боком. Мне совсем не нравилось, что меня оставили гвардейцам на десерт, но я попыталась убедить себя, что просто накручиваю.
С Натали беседовали куда быстрее, чем с её подругой. Вышла из кабинета она подозрительно спокойной. Впрочем, я и сама успела ощутить, что чай профессора Суинтон действует. А может, в Натали ещё и в кабинете бахнули успокаивающим заклятьем.
Из-за двери выглянул гвардеец и махнул мне рукой, приглашая зайти внутрь. Там уже был следователь — серьёзный мужчина с хмурым лицом, несколько других стражей порядка, секретарь с записями и, конечно, ректор. Мрачный, как переплетения корней древа Тар-дан.
Эдвина Суинтон зашла за мной следом и закрыла дверь. Следователь указал мне на стул. Я покорно села и обвела всех присутствующим чересчур спокойным, даже сонным взглядом. Не знаю, что добавила профессор травничества в свой чай, но мне казалось, что всё плохое осталось далеко позади, а в моей жизни осталось место лишь умиротворению.
— Адептка Мирабелла Вествик, — начал следователь уставшим голосом. Расскажите вашу версию произошедшего возле теплиц.
Словно со стороны я слышала свой голос:
— Когда я вернулась с занятий, на тумбочке меня ждала записка. Кто-то желал встретиться со мной возле теплиц в девять вечера…
— Записка сейчас при вас?
Заторможено кивнув, я достала из кармана смятую бумажку и положила на край стола. Следователь хмуро глянул на записку.
— Что-то не так. Господин Данталион, не взглянете опытным взглядом мага?
Он протянул записку Виридиану. Тому хватило секундного взгляда, чтобы его невероятные изумрудные глаза недобро прищурились. Мне показалось странным, что следователь так спокойно консультируется у ректора. Вообще-то подозревать стоит всех! Или у драконов и сыновей императора иммунитет?
— Написано самопишущим пером, — сказал Виридиан сухо. — По почерку не определить автора.
— Продолжайте, — кивнул мне следователь.
И я продолжила. Поток речи свободно лился, и я вдруг осознала, что совершенно её не контролирую.
В чашке было не просто успокоительное — милейшая профессор Суинтон подлила мне правдорубный экстракт! В груди закололо от обиды. Это сильное зелье было запрещено давать людям без согласия, только если они были подозреваемыми в преступлении! Неужели Эдвина могла подумать, что я — убийца?