РАЗДУМЬЯ НА РОДИНЕ

Мне очень не хочется выглядеть обличителем или насмешником, наоборот, мне как-то жалковато людей, которые, зная русский язык только по книгам, занимаются литературой и литературоведением. В таких случаях русский язык становится очень коварным и отнюдь не доброжелательным, он устраивает «фокусы» самым почтенным людям. Один очень хороший знаток А. С. Пушкина так говорит в своей статье: «До нас дошел замечательный документ — письмо поэта сосватавшему его свояку ее, с которым Пушкин в эту пору очень сдружился — Зубкову», Попробуй-ка читатель, неискушенный в семейных делах поэта, сообразить, что к чему! Фраза просто ужасна по своей неудобопроизносимости, но дело усугубляется тем, что у женщин свояков не бывает (свояки — это значит женатые на сестрах). Может быть, речь идет о её зяте? Или о девере? Если же разговор действительно о свояке, то она это не она, а он. Другой автор, вернее, переводчик Е. Факторович («Лит. Россия» от 30 янв. 81 г.) сделал наоборот. В рассказе немецкого писателя В. Торниуса о великом композиторе он превратил Моцарта в женщину, поскольку золовок у мужчин никогда не было и не будет.

Грамотность подразумевает не одну лишь приверженность букве грамматического закона. Нужно иметь определенное чутье, чтобы не спутать неграмотное отклонение от нормы от «грамотного». Взять хотя бы и случай со словом инициатива. Ведь ясно, что употреблять это слово во множественном числе не очень-то грамотно. Это все равно что использовать во множественном числе такие слова, как честь и дружба.

Как видим, несмотря на всеобуч, нам еще далековато до всеобщей грамотности. В таких условиях странными кажутся разговоры о молохе орфографии, о диктантомании и о грамматическом терроре. Нередко под предлогом необходимости упорядочить школьные программы по языку эти программы вообще свертываются. Работники просвещения, иногда весьма высоких рангов, прикрываясь трудностями изучения, иной раз и нарочно преувеличивая эти трудности, оправдывают и даже узаконивают снижение требований к учителям, к учащимся и абитуриентам. Но как же так? Ведь если б язык не был трудным, то зачем его было бы и учить? Никому не приходит в голову устранить из математического курса инженерного вуза сопромат либо интегральное исчисление на том основании, что это трудно и отнимает много времени. С языком же нередко поступают именно так.

Дурное (отнюдь не по злому умыслу!), недостаточное значение некоторых людей переходит со временем в активное неприятие образного народно-глубинного языка, постоянно питающего язык общелитературный. Одни, не знающие народного языка (это не вина их, а беда), учатся ему, постигают его, другие же (и это уже их вина) просто отрицают его и для шельмования давно сложившихся ценностей придумывают новые хлесткие термины вроде — исторической ностальгии, орнаментализма и т. д. Чего стоит одна лишь «ученая» классификация, принятая в нынешних словарях! Тысячи и тысячи коренных русских слов угодили в разряд провинциальных, разговорных и пр., то есть объявлены словами неполноценными. Или взять новейшую волну в пропаганде и гальванизации эсперанто, этого мертворожденного технизированной культурой неизвестно от какого отца. Волна эта, благодаря АПН, прокатилась чуть не по всем газетам страны. Я вовсе не желаю вмешиваться в личные дела подписчиков, если у них есть желание и время, пусть на здоровье занимаются хоть эсперанто, хоть джиу-джитсу. Но как понять намеренное, весьма активное содействие внедрению в русский язык иноязычных слов? Нельзя забывать, что засорение (то есть порча) языка иноязычными, чуждыми его духу и плоти словами при достаточной изворотливости ума можно преподнести как положительное явление. С другой стороны, обогащение языка за счет глубинных народных источников при той же изворотливости ума нетрудно преподнести как засорение. Конечно, я совсем не считаю, что всякое иностранное слово надо гнать в шею, аза каждое местное цепляться руками и ногами. Засорение может происходить и на основе природной лексической стихии, как и частичное обогащение может совершаться с помощью иноязычной лексики. Есть тут все-таки одно и очень большое но. Если доморощенные языковые вирусы отмирают естественно и сравнительно легко, то с вирусами иноязычными язык справляется весьма и весьма туго. (Не будем приводить тех примеров, когда осложнения после такого «гриппа» оказались смертельными для национального языка.) Опасность иноязыческого засорения несоизмерима с какой-либо другой опасностью.