Раздвоение

говорить, что в течение года трудился на семи работах по четырем специальностям и спал

не больше трех часов в сутки. Одним из способов быстро заработать стали бои без правил.

В ранних вариантах легенды, для друзей и знакомых, которые были в ходу в начале

девяностых, утверждалось, что Петр Николаевич переехал в Москву в середине

восьмидесятых и попал в подпольный клуб под прикрытием Московского Горисполкома,

где победители награждались дефицитными товарами. Он любил добавлять сочную

103

деталь: от тренировок мозоли на костяшках у него были такого размера, что бросались в

глаза прохожим. Однажды вечером к нему пристали два хулигана, и он избил их так, что

было заведено дело о причинении тяжкого вреда здоровью. Об этом написали в газетах, и

Петр Николаевич, ожидая, что его отыщут и вызовут в суд, неделю стирал мозоли на

костяшках пемзой, уничтожая, таким образом, улики. Правоохранительные органы,

однако, так на него и не вышли.

В начале двухтысячных легенда о бойцовской карьере уже предназначалась только

для клиентов и звучала по-другому. Петр Николаевич приехал в Москву в девяностом

году, подозревая, якобы, о грядущем распаде СССР. Он нашел работу на молочном

заводе, а чтобы подработать, вступил в бойцовский клуб, провел ровно одну тысячу и два

боя, мог бы стать выдающейся звездой единоборств, но завязал, потому что психология

интересовала его больше.

Деталь про двух хулиганов и мозоли на костяшках являлась чистейшей правдой,

все остальное было порядочно разбавлено вымыслом. На самом деле, Петр Абаев уехал из

Алма-Аты с родителями в 1979 году, только-только со скрипом окончив институт. Его

отец, большой специалист в деле молочного производства, был переведен на работу в

Подмосковье. За сына он постарался, чтобы тот по разнарядке попал на подшефный ему

подмосковный завод. Сын увлекался единоборствами, занимался боксом в легком весе и

случайно вышел на тренера-пенсионера, подпольно преподававшего каратэ под видом

турпоходов в выходные. Обучением тренер не ограничивался, он отправлял окрепших

своих учеников на бои. Бои проходили в разных частях Московской и соседних областей,

в глухом лесу. В них принимали участие бойцы разных направлений и веса, и были

разрешены любые приемы, кроме ударов в пах, ладонями по ушам и пальцами в глаза.

Однажды пришло время и Петра Николаевича. Однако после нескольких боев

выяснилось, что он вписывался в традицию плохо. Во время драки Петр Николаевич

впадал в бешенство, как берсерк, и не следил, что творит. Он не использовал

запрещенных приемов, но избивал противников нещадно. В результате доступ к боям ему

закрыли, он разругался с пожилым тренером и ограничился боксом, в котором достиг со

временем разряда мастера спорта. Возможно, оно и к лучшему, думал позже Петр

Николаевич. Он слышал что-то про дело против подпольной бойцовской группировки, в

которую внедрился агент КГБ. Лидеров группы посадили за сепаратизм, рядовых членов

поставили на учет в милиции по месту жительства. Петр Николаевич предполагал, что это

накрыли как раз его старых знакомых.

Этот случай хорошо показывает, до чего бессмысленны многие выдумки Петра

Николаевича. История в первозданном виде, пожалуй, даже колоритнее, чем блеклые

переделки, но он цепляется за выдумки, возможно, потому лишь, что в истинной версии

бои не являлись источником заработка.

В другой странный миф Петр Николаевич почти поверил сам. Якобы, в армии он

заступился за другого рядового перед офицерами, за что шесть офицеров позднее избили

его ногами, разорвав поджелудочную железу и повредив позвоночник. Почему-то его не

комиссовали, и остаток службы он провел в лечебке, на особых условиях, неспособный

ходить без костыля.

По окончании службы, он вернулся в родной Казахстан из неприветливой Бурятии

(где деды заставляли в начале службы бегать босиком по снегу в тридцатиградусный

мороз и где у многих рядовых зимой начиналась цинга, шатались и даже выпадали зубы).

Вернулся он не здоровым парнем, каким ушел, а наполовину инвалидом.

Тем не менее, он не одумался, курил, пил, жил неделями в самодельной хижине

среди гор со своими друзьями и охотился на горных баранов. Нравы среди друзей были

суровые. В частности, любого, приближающегося к хижине, даже своего, они

обстреливали издалека из карабинов, ради интереса, и делали ставки, случится что-нибудь

с мишенью, или нет.

104

Состояние его здоровья от распутной жизни ухудшалось. У него развился сахарный

диабет, от того, что он гробил алкоголем и без того поврежденную поджелудочную

железу. Хуже того, у него начался туберкулез позвоночника, потому что инфекция

проникла в треснувший после избиения позвонок; тут сказался ночной горный холод.

В один прекрасный день он почувствовал, что скоро умрет, если ничего не изменит