— Только, Дымова, уж пожалуйста, будь любезна, к часу на работе — как штык! — и он посмотрел выразительно, давая понять, что после часа без Дымовой важное общее дело рухнет и погребет под обломками весь их дружный коллектив.
Она пообещала. К часу, так к часу.
— Мне, что ли, тоже в школу отпроситься? — вздохнула секретарь Ирочка. — А то уже вторую неделю собираюсь в парикмахерскую сходить. Не поверите, девочки — совсем на выходных времени нет.
“Девочки” покивали — они верили и вполне разделяли. И Регина кивнула — дерзай, мол! Только у Ирочки дочка, второклассница и круглая отличница. Будет неправдоподобно.
И вообще, тоже, проблема — парикмахерская. А платье за сколько-то там сотен долларов, приклеенное к стулу, и это не считая прочего морального ущерба — не хотите?..
Итак, Регина поехала в школу. Беседовать с завучем Корнелией Ивановной. По дороге она сочиняла извинительную речь: что сказать Корнелии Ивановне, а что — матери пострадавшей. Выходило как-то не очень. И вообще, все это было так неприятно. И впечатления от предыдущей беседы с завучем, в прошлом учебном году, когда Сережка то ли разбил стекло в химкабинете, то ли это был не Сережка… Насчет стекла до сути так и не докопались, просто все участвующие стороны скинулись и купили новое. А впечатления сохранились. Поэтому настроение у Регины было плохое, и по мере приближения к школе оно только ухудшалось.
Корнелии Ивановны боялись все. По крайней мере, Регина не сомневалась, что ее все боятся. Бывают такие люди, которые сначала выглядят вполне нормально, и даже иногда умеют понравиться, а потом оказывается, что их боятся, и не хотят с ними разговаривать. “Беседовать” то есть. Разговаривать с ними еще можно, а “беседовать” нет…
Отвечая на Регинино приветствие, завуч строго посмотрела поверх очков и кивнула ей на кресло. Уже знакомое Регине потертое кожаное кресло. Та сбросила куртку, села, и вдруг успокоилась. И устроилась удобнее, облокотилась о мягкую спинку. И удивилась — какое кресло отличное! Почему же, интересно, раньше ей не сиделось в нем так удобно?
Ладно уж, была ни была!
Она даже слегка улыбнулась завучу. Зря, наверное.
Главный пункт программы — речь Корнелии Ивановны. Она любила говорить речи. Она говорила гладко и долго, постепенно сводя все к наследственности, экологии, и к “нашему непростому времени”.
Когда Регина первый раз услышала про наследственность, это задело ее больше всего. А теперь стало интересно, о чем скажет завуч. Упомянет наследственность и экологию? Пусть будет пари. Если эти темы прозвучат, то Регина по дороге на работу купит себе мороженое. Или, лучше, шоколадный батончик.
— Я должна вам заметить, Регина Арнольдовна, — сказала Корнелия, — что ваш сын — сложный, непредсказуемый мальчик. Видите ли, он… — и, невиданное дело, она замолчала на несколько секунд, задумавшись над формулировкой.
Регина тут же воспользовалась паузой:
— Знаете, а я очень ценю его сложность. Разве вам нравятся простые мальчики? Хотя в данном досадном происшествии повинен скорее юношеский максимализм и обостренная жажда справедливости.
“Ой!” — тут же в ужасе подумала она, — “Что это я говорю? “
Попроси ее повторить только что сказанное — не повторила бы!
Корнелия Ивановна в ответ несколько раз молча открыла рот, потом посмотрела на Регину с явным осуждением — дескать, яблоко от яблони… И почему-то решила не продолжать. Регина удивилась. А шоколадный батончик?
Тут, наконец, явилась “пострадавшая сторона” — элегантная дама в распахнутой норковой шубке белого цвета, мама “приклеенной девицы”. Регина ее не знала, наверное, девочка была из новеньких. Любезно поздоровавшись с завучем и очень небрежно кивнув Регине, “норковая мамаша” уселась в кресло напротив. Шубу она снимать не стала. И тут же приступила к делу.
— А почему нет мальчика? Разве он не должен, глядя мне в глаза…
— Не должен, — отрезала Регина, поглядев в глаза “норковой мамаше”, как ей того хотелось. — У него сейчас новая тема по алгебре.
И, добавив в голос немножко меда, продолжила:
— Пусть он вашей дочке посмотрит в глаза, и все скажет, хорошо? А мы, взрослые, и сами как-нибудь. Нам ведь есть, что обсудить, правда? Кстати, вашей девочки я тоже здесь не вижу. Как она?
— Она дома! — рявкнула “норковая мамаша”. — Она плохо себя чувствует, у нее стресс!
— Какой ужас, — согласилась Регина. — Как я вас понимаю. У меня тоже когда-то был стресс в школе.
И улыбнулась, всем своим видом показывая, что стресс — это ничего, выжить можно. А сама подумала, что здесь что-то не то. Она неправильно разговаривает. Надо срочно брать себя в руки, а то как бы не получилось еще хуже…
Норковая мамаша моргнула пару раз, сбавила тон:
— Как вы понимаете, мы возмущены. Девочка в шоке. И мы не намерены позволять… Мы не позволим оставить это безнаказанным. Платье для дочери муж привез из командировки, это подарок! Конечно, мы требуем возместить ущерб. Этот случай необходимо обсудить в коллективе. Короче, мы требуем удовлетворения!
— Разумеется, к вашим услугам, — тут же любезно согласилась Регина. — Шпаги или пистолеты?