Разъезд Тюра-Там

— Садись, хлопнула она рукой по одеялу рядом с собой.

Такой близости с ней Васильев даже испугался. Она же, хорошо понимая его состояние, обняла его, уложила на спину и нежно, насколько ей хватило дыхания, поцеловала его сперва в губы, потом в глаза и, высекая в его теле непроизвольную дрожь, в его юношеские, слегка набухшие соски.

Он стал неумело отвечать, повторяя то, что делала она за мгновение до этого. Нащупав застежку купальника и немного отвлекшись на изучение устройства, расстегнул ее.

Купальник, будто под давлением, резко распахнулся и упал, освободив красиво державшую форму грудь, податливую под мужской рукой, мраморно белую, не тронутую загаром, с пуговками сосков в светло-коричневых нимбах.

Он потянулся к ней, Ольга, чуть прогнувшись телом, подалась к нему так, чтобы было удобно, и он взял сосок губами.

— Ты несильно посасывай, — подсказала она ему.

Его ухо оказалось при этом рядом с ее ртом, и она кончиком язычка с легким придыханием провела по нему.

Теперь во всем мире были только они. Ее теплая ладонь воздушным прикосновением двигалась все ниже, пока пальчики не достигли пояса плавок. Тогда он слегка поджал живот, ее пальчики проникли под пояс, он приподнялся, и она сняла плавки.

Она прервала поцелуй, чтобы оглядеть его. И в этот момент непередаваемо сладостное чувство заставило биться его тело, и в такт сокращениям он стал обильно и бурно кончать, даже не дотронувшись до нее.

Она же, заключив его в плотное кольцо большим и указательным пальчиками, а средним нажимая на выпуклость, идущую снизу от корня до шляпки, стала помогать ему.

— Милый мальчик! У тебя давно никого не было, — утешая его, шептала она, понимая, какое потрясение он испытывает теперь. — А может, это вообще у тебя в первый раз?

И она, узнав это, вдруг наклонилась к нему, взяла его припухлыми губками, забирая его все глубже и лаская его язычком.

Она, видимо, знала по опыту, что после этого у мужчин на несколько минут наступает пауза, заполненная безразличием, иногда даже с неприятным оттенком. Поэтому она не требовала ласк и, давая ему отдохнуть, слегка прижимала его голову, перебирая пальчиками волосы. А он, приобняв ее рукой и уткнувшись носом в ее живот, наслаждался необыкновенным покоем, напоминавшем детство и скупые ласки матери.

Но прошло несколько минут, и он с новым интересом стал изучать границу между тронутой загаром кожей ее живота белой кожей, прежде закрытой купальником.

Внезапно пришла мысль о том, что назавтра ему уезжать, а он попросту теряет время, и он вновь стал, едва прикасаясь губами, целовать ее. Он потянул вниз резинку ее трусиков, и она, приподнявшись, дала возможность провести резинку под собой и, приподнимая поочередно ноги, позволила раздеть себя полностью.

Вьющиеся волосы были еще прижаты к телу. Он дотронулся до них губами, они были на удивление жесткими, оттеняя этим шелковистость кожи.

Ольга, запустив руку в его шевелюру легко, но вместе с тем, требовательно направила его ниже. Одновременно, царским движением, нарочито медленно, она отвела ноги в сторону, и он впервые в жизни так близко, что можно было дотянуться губами, увидел ее всю. И понял, что это нисколько не стыдно.

Он тронул губки языком, и они разошлись, открывая самое сокровенное, на одной из стенок которого прилипла маленькая, невесть откуда взявшаяся травинка.

Он старался навсегда запомнить распахнутые навстречу ему руки обнаженной красавицы, ее вздрагивающую в такт безумным движениям грудь, прикрытые в полете захватившей страсти трепещущими ресницами глаза и приоткрытый с влажными зубками рот.

Время снова и снова переставало существовать, пока они не иссякли полностью.

Солнце закатывалось, стало прохладно от подступившей тени деревьев.

Они прощались.

Они смотрели друг на друга, счастливые только что пережитым, уставшие до изнеможения и темных теней под глазами. Прохожие, понимая, с осуждающей завистью смотрели на них. А они смотрели и не понимали, какая неведомая сила бросила их, незнакомых до этого людей, навстречу друг другу.

Ольга, в легком, облегающем фигуру, ситцевом платье, бесконечно близкая, созданная для него самой природой, еще касалась его руки. Но оба понимали, что прикосновение вот-вот закончится и даже минимальное расстояние между ними превратится вдруг в непреодолимую пропасть.

Утром следующего дня Васильев встал затемно, чтобы успеть на первый автобус в Киев, тихонько, боясь разбудить родственников, оделся, взял вещи и пошел к контрольно-пропускному пункту.

В ворота пункта в это время въехал грузовик. Дежурный офицер, встав на подножку и заглянув в кузов, удрученно спросил:

— Кто это?

И услышал из кабины ответ:

— Капитан Исып застрелился. Ездил в Киев наниматься на работу в Аэрофлот, да, видать, не взяли.

Васильев рывком поднял воротник плаща, чтобы спрятать, как преступник, голову, словно его мог кто-то здесь узнать, и медленно пошёл к автобусной остановке, потрясённый трагедией, невольным соучастником которой он стал.

Бананы на Украине не растут