Читаем Разъезд Тюра-Там полностью

Борисов дрожащими пальцами застегнул крючки.

— Вот живу я с дочерью, она ещё маленькая. Муж помер по пьянке, — продолжала проводница. — Приходится кататься. А что делать? Хорошо, что пока молодая, так на работу взяли. Повсюду начальники таджики. Чуть постарше — и уже не возьмут. Видел, какой в ресторане директор?

Борисов вспомнил толстого, с лоснящейся потной ряшкой, директора ресторана, и ему стало противно.

— А попробуй, не дай ему! Мигом вылетишь с работы, — пожаловалась проводница.

Борисову стало до слез жалко и её, и себя. Он полез в карман брюк, достал оттуда деньги и протянул их проводнице:

— Возьми, Надежда, купишь подарок дочке.

И Борисов стал рассказывать ей, как совсем недавно, и недели не прошло, утром, после того, как они перекусили той ерундой, что каждый раз готовил им, переводя продукты, солдат, и офицеры, свободные от службы, разошлись по своим комнатам, в коридоре вдруг раздался такой крик, от которого кровь стынет в жилах.

В то время как любопытные подбежали к дверям комнат, где они жили, и распахнули их, чтобы выглянуть в коридор, раздалась автоматная очередь, выпущенная вдоль коридора по стенам так, что народ едва успел спрятаться. Пули, отлетая от стен, пробивали двери, заставили упасть на пол.

Вслед за этим раздался топот в направлении лестницы, наиболее смелые, выглянув снова в коридор, увидели, что это с автоматом в руках бежит лейтенант Щербак, тот, что обкладывал плевками варана.

Лейтенант выбежал из казармы, на мгновение остановился, дал очередь из автомата в направлении ракеты, стоявшей на боевом дежурстве, но, к счастью, промахнулся. Если бы попал, то вряд ли кто-нибудь остался бы в живых. Все поняли, что лейтенант либо сошёл с ума, либо пьян. Но то, что он бежал, не пошатываясь и не петляя, убеждало всех, что он сошел с ума.

Часовой успел спрятаться за бетонную стенку, ограждавшую подземный проход под периметром площадки, обнесенным колючей проволокой. И хотя часовой при исполнении и автомат у него с боекомплектом, но он не смог стрельнуть в человека, потому что был ещё совсем мальчишкой.

Начальник караула, дежурившего в тот день, капитан Володя Бобырев с «макаровым» в руке, расчетливо дождавшись, когда бедолага нырнет в подземный переход, рывком преодолел расстояние от двери казармы до перехода.

Пуля, сбившая сумасшедшего с ног, раздробила ему таз. Он корчился, размазывая кровь по раскаленному асфальту, и кровь тут же запекалась в черное, неряшливое пятно.

Белые губы на ещё совсем юном лице, обильно смоченном бисеринками пота, едва слышно шептали:

— Братцы, добейте меня! Не могу больше терпеть. Такая боль!

Все с ужасом смотрели, как из него медленно, почти осязаемо, уходит жизнь, и ничего не могли поделать. Вот по его рукам от плеч к кистям волной пробежал легкий трепет, а из левого глаза выкатилась мутная, похожая на жемчужину, слеза. Бобырев сидел, сжав отрешённо голову руками, по ту сторону колючей поволоки. Отброшенный пистолет валялся в песке.

На обратном пути Борисов вновь обосновался в вагоне-ресторане и, предупредив официантку, что едет до Тюра-Тама, заказал две бутылки водки и принялся пить.

— Давай эту тамбур! Напилас, казол! — командовал директор ресторана, поглядывая на стол, уткнувшись лицом в который вырубился Борисов.

На скатерти, разукрашенной радужными разводами пролитых подлив и обильно посыпанной крошками хлеба, стояла бутылка с этикеткой «Столичной», в которой плескались остатки водки. Вторая бутылка в такт движению поезда перекатывалась под столом, опустошенно позванивая об его стойки.

Официантки привычно вытащили Борисова в тамбур, открыли дверь вагона и, стараясь уложиться в минуту, которую стоял поезд, потащили его в сторону скамейки, где он сидел вчера, поджидая мимолётное счастье. Но минута прошла быстро, и официантки бегом вернулись в вагон, оставив Борисова лежать на бетоне перрона там, где их застал гудок тепловоза.

Первая Р-36, белоснежная, будто невеста в свадебном наряде, стоит на старте, построенном на вершине холма примерно в трех километрах от 43-й площадки.

Теперь рельсы железной дороги не обрываются, как раньше, в МИКе, а выходят из корпуса с противоположной стороны сначала прямо, а затем, поворачивая налево, пересекают шоссе и приводят на стартовую площадку. Огибая большой дугой с дальней стороны пусковой стол, подземные емкости с топливом и стартовый командный пункт, железная дорога упирается тупик и обратным ходом, через стрелочный перевод подходит к единственному на площадке пусковому столу. Пусковой стол единственный, потому что после успешных испытаний с наземного старта начнутся лётные испытания ракеты с пусками из шахты. Боевое дежурство ракеты Р-36 на открытых стартовых позициях не предусматривалось, только в шахтах.

Да и статистика лётных испытаний ракеты Р-16 позволяет рассчитывать на минимальное число пусков новой ракеты с наземных позиций для признания ее вполне надежной машиной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии