Разъезд Тюра-Там

Вначале он улёгся так, чтобы, положив голову на диванный валик, смотреть вперёд по курсу полета. Но летевший, сидя в кресле, Юрченко заявил, что положение Ковалёва ногами вперёд наводит на грустные размышления, и Ковалёв развернулся. Теперь он летел вперёд головой. И хотя такая поза ни у кого не вызывала отрицательных эмоций, перед взором Ковалёва маячила теперь значительно менее интересная картина в виде картонной упаковки двух холодильников «ЗИЛ». Сбить и выбросить деревянную обрешётку нас заставили лётчики ещё в аэропорту «Внуково».

Ожидалось, что «Экспедиция» Южного машиностроительного завода, которой на сорок третьей площадке принадлежали три гостиницы и столовая, вот-вот закрепит за нашей фирмой номер в гостинице «Люкс», и в отсутствие кондиционеров два новых холодильника были призваны сыграть определяющую роль в создании минимального комфорта.

— Сейчас в Пензе подсядем, дозаправимся, и двинем дальше, — сообщил один из пилотов, прогулявшись по салону.

Ковалёв сел так, чтобы хоть немного видеть вперёд. Ему был хорошо виден весь левый мотор и часть диска вращающегося винта. Если ущелье поворачивало влево, то накренившееся крыло и капот левого мотора помогали предугадать путь, по которому они сейчас пролетят.

Самолёт летел в мощной кучевой облачности, но пилоты находили между облаками разрывы, напоминавшие глубокие ущелья, и, постепенно снижаясь, вели самолёт небольшими разворотами, перекладывая его с борта на борт, так, чтобы он не касался крыльями облаков, словно облака были твердью. Ковалёв с увлечением наблюдал за игрой пилотов, не желавших попадать внутрь облака.

Видимо, самолёт впустили в аэродромный посадочный круг к четвёртому развороту, потому что за характерным стуком выпущенных шасси и торможением закрылками не последовало каких-либо эволюций, самолёт, приглушив моторы, летел, слегка рыская, по прямой, пока не замелькали плиты взлётно-посадочной полосы.

Стоянка была свободна, и экипаж подрулил почти к аэровокзалу.

— А здесь также холодно, как и в Москве. Правильно, что мы сразу оделись потеплей, — сказал Юрченко, спускаясь по трапу. — Лучше сразу напялить меховушку, чем тащить её, подвязав к чемодану.

Отсюда, из буфета, где Ковалёв и Юрченко, оба в меховых куртках и унтах, жевали абсолютно безвкусную еду, опираясь локтями на высокий буфетный столик, через большие витражи нового аэровокзала, было видно, как к их самолёту подъехал бензовоз и заправщики, подав на центроплан длинные шланги, начали заправку топливом.

— А ты напрасно взял курицу, лучше бы, как и я, купил сосиски, — сказал Ковалёв, обращаясь к Юрченко. — Почему-то в буфетах всех аэропортов продают таких несвежих, позеленевших кур. Чтобы не отравиться такой курицей, перед едой необходимо хлопнуть хотя бы стакан водки.

— Да ну, ерунда, ответил Юрченко. — Не может быть, чтоб в советском буфете продавали начавшую пропадать еду.

— Не скажи, — Ковалёв ткнул вилкой во вторую сосиску. — Однажды я с приятелем возвращался из командировки. А в буфете кроме таких же позеленевших кур, нечем было перекусить. Но я купил ещё стакан водки, а приятель отказался от выпивки. На следующий же день после возвращения домой его на скорой помощи увезли в больницу. С отравлением. На вопрос врача, что он ел, он рассказал про курицу. И удивился, почему он отравился, а я нет. «Значит, он пил водку», — сразу же предположил врач. — «Если бы вы тоже долбанули водки, то не попали бы в больницу на целый месяц».

— Раз так, пойду, возьму стакан, решил Юрченко.

Бензозаправщик на базе автомобиля «КрАЗ» такой длины, что вызывало удивление, как удаётся шофёру маневрировать между самолётами, наконец, отъехал. Заправка закончилась, Ковалёв и Юрченко пошли к самолёту.

У выхода, примостившись на подоконник витража, дожидались своего самолёта мать и дочь. Девчонке было не больше пятнадцати. Она неотрывно, с тех пор, как Ковалёв и Юрченко отошли от столика, смотрела на них, выделявшихся из прочей скучной публики меховыми куртками и унтами, выдававшими их причастность к чему-то особенному, неординарному. Глаза её горели нескрываемым восторгом.

Повеселевший Юрченко, по сознанию которого как раз ударила выпитая доза, резко остановился и протянул девчонке руку:

— Ну, что смотришь? Полетели со мною!

И юная красавица подала вдруг ему руку и пошла за ним.

— Стой! — всполошилась мать. — Щас же отпусти девку! Ишь ты, паразит такой.

Она кинулась колотить Юрченко кулаками, но, сообразив, что своими ударами отбить отчаянную девчонку не сможет, ухватила дочь за другую руку и с силой оторвала её от Юрченко.

— Да пошутил я! Прекратите! — добродушно улыбался Юрченко.

Девчонка села на подоконник, свернувшись в клубочек, и её ещё детские плечи задрожали от плача.

— Ну и что бы ты с ней делал, дурак старый, если б мамке не удалось оторвать её от тебя? — спросил Ковалёв.

— А чёрт его знает! — чистосердечно признался Юрченко. — Меня сейчас больше волнует другое обстоятельство. Все-таки, я отравился. Придется теперь весь полёт провести там, — он кивнул в сторону хвоста.