Разгадай меня

И так я увлекаюсь переносом одних циферок к другим, что не сразу замечаю нависшую надо мной тень и подпрыгиваю на месте от звучного:

— Это ещё что такое?!

Как назло, именно в этот момент в руке была булочка, которой я заправлялась, не успев дома позавтракать, и та эффектно вылетает из рук, когда я дергаюсь, как током ушибленная. Словно в замедленной съёмке, наблюдаю, как булочка с повидлом, перехваченная у метро, впивается начинкой в белую рубашку на уровне моих глаз и отскакивает обратно на стол. Упс. Неловко получилось.

— Да мать твою! — ревет зверь надо мной.

Прикольно, а я и не знала, что он так умеет.

Поднимаю глаза с самым невинным выражением лица и встречаюсь с пышущими гневом синими угольками. Ой, прожжет сейчас дыру, ой, и кучки пепла не оставит!

— Зачем так пугать? — спокойно произношу я.

Хватаю влажные салфетки со стола, и плевать, что они для экрана компьютера, перегибаюсь через стол и начинаю вытирать повидло со сверкающей белизной рубашки. Только почему-то оно не вытирается, а втирается глубже. Засада, да.

Рижский как-то странно каменеет и начинает трястись. Я снова бросаю взгляд на его лицо и тут же плюхаюсь обратно в кресло. Так ВОТ что имела ввиду Света!

Дёргающийся глаз, пена у рта, подергивание головы… Что-то мне страшновато как-то, только не за себя, за Рижского, сейчас удар его хватит, как я его тащить до кабинета буду?

— Чай с мятой? — робко предлагаю я.

— Лучше парочку девственниц для жертвоприношения, только это тебя и спасет, — шипит он.

Ой-ей, уволить меня хочет? Убить? Уж лучше второе, там хоть припугнуть незаконностью действий можно.

— Я бы предпочла пару девственников, — не вовремя включается мой язык без костей.

— Что. Это. Такое? — сквозь сжатые зубы выдавливает шеф, облокачиваясь кулаками на стол и приближая свое лицо к моему.

— Бу-лоч-ка, — заикаюсь я, но тут же беру себя в руки. — Я отстираю! — вскакиваю на ноги, отчего кресло с шумом откатывается назад. — Раздевайтесь!

Подаюсь вперед и начинаю стягивать с Рижского пиджак. Он от моих невинных прикосновений дергается, как эпилептик, скидывает мои руки с себя и тут же зажимает запястья в руках. Я нервно сглатываю, потому что моментально вспыхиваю.

Помню, что он умеет творить этими руками.

По коже пробегает такой табун наэлектризованных мурашек, что аж ткань приподнимается. В горле моментально пересыхает, сердце стучит где-то в висках. Рижский словно чувствует что-то похожее, выпускает мои зажатые ладони и делает нервный шаг назад. Как назло, именно туда, где я поставила чертов фикус! Спотыкается о него, падает, пытаясь за что-то ухватиться, но кроме несчастного цветка в этой самой кадке ничего не находит и так на пол и валится: ноги кверху, растение с выдранными корнями в руках. И земелька с него на белоснежную рубашку сыпется, сыпется…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Жаль, телефона под рукой нет, такое фото на память бы было. Смотрела бы на него долгими голодными вечерами, вспоминая, за что уволена была.

Теперь уж точно работы мне не видать. Хотела похоронить Рижского под фикусом — похоронила. Слишком буквально все вселенная понимает!

Глава 15. Джинсовая вакханалия

Рижский

— Ты уволена, — эти слова легко слетают с губ.

Жаль, что чертова грязь с рубашки так не сходит. Стряхиваю то, что стряхивается, откидываю идиотский фикус в руках и смотрю на это исчадие ада, которое подкинула мне неадекватная соседка.

А чего я собственно ожидал от той ненормальной? Что у нее в лучших подружках будет фея Динь-Динь? При всей своей непримечательности, это чудо — долбанная Круэлла Де Виль, жаждущая сшить из моего далматинца себе перчатки. Она уже и кипятком его обработала, осталось отрезать и раскроить.

Но я так просто не сдамся.

— За бу-лоч-ку? — лепечет помощница.

— За покушение на убийство!

— Но я же не виновата, что вы под ноги не смотрите! — ты погляди, ещё возмущается.

— Какого хрена все это вообще здесь делает?

Обвожу рукой горшок с выдранным цветком и стол, усыпанный какой-то фигнёй. Где мой идеальный минимализм? Где система? Что за блестящие рамочки для фотографий, разноцветные папки и розовый медведь с перекошенной мордой? Уродец какой-то.

— Решила немного оживить обстановку. Тут дышать нечем! Вы сами про пальму говорили, — тычет мне за спину.

— А ещё про то, что мне нужна дрессированная собачка, а не безрукая обезьянка.

— Это я обезьянка? — всплескивает руками и фырчит так, что слюни мне в лицо летят.

Вот так и становятся психами. Какое-нибудь блондинистое недоразумение по чужой протекции возьмёшь на работу и не заметишь, как в смирительной рубашке измеряешь шагами комнату с белыми стенами.

Потому что никогда еще Штирлиц не был так близок к… убийству в состоянии аффекта. Пока падал с гребаным фикусом в руках, мысленно расчленял этот синий чулок на мини-чулочки и рассылал по всем сторонам света. Что за черная полоса началась с ее приходом? Почему ее так много везде?