Я последовала за ней в дом, рассчитывая услышать писк младенца, однако никаких признаков присутствия грудного ребенка не обнаружила, лишь из гостиной доносились звуки детской телепередачи. Хэтти усадила светловолосого малыша перед телевизором, а я припомнила: ты как-то говорила мне о своей приятельнице-филиппинке, которая работает няней. Я тогда пропустила ее имя мимо ушей, раздосадованная очередным проявлением твоего — модного нынче — либерализма в дружбе (нянька с Филиппин, Боже мой!).
— Хэтти, если не возражаете, я хотела бы задать вам несколько вопросов.
— Да, только в двенадцать мне нужно забрать из школы брата этого сорванца. Не против, если я… — Она жестом указала в сторону кухни, где стояла гладильная доска и корзина с бельем.
— Нет, ну что вы.
Казалось, ее совсем не удивило, что я пришла к ней со своими расспросами. Устроившись на кухне, я обратила внимание, что, несмотря на холод, Хэтти одета в тоненькое платье из дешевой материи и старые пластиковые шлепанцы.
— Кася Левски сказала, что вы участвовали в эксперименте по внутриутробному лечению муковисцидоза у детей, верно? — спросила я.
— Да.
— Ген муковисцидоза выявлен и у вас, и у вашего мужа?
— Однозначно.
Пораженная контрастом между кроткой внешностью и резким тоном, я решила, что ослышалась.
— Вы проверялись на носительство раньше?
— У меня есть сын, больной муковисцидозом.
— Простите, я не знала.
— Он живет с отцом и бабушкой. Моя дочь тоже с ними, но она не больна.
И Хэтти, и ее муж — носители заболевания. То есть она не поможет мне поддержать теорию насчет того, что «Хром-Мед» ставит эксперименты на здоровых младенцах. Если только…
— Ваш муж сейчас на Филиппинах?
— Да.
Воображение начало рисовать мне различные сценарии, по которым очень бедная и робкая филиппинская девушка беременеет в то время, как ее муж находится на родине.
— Вы работаете няней с проживанием? — спросила я, то ли в неуклюжей попытке завести светскую беседу, то ли с намеком на то, что отец ее ребенка — хозяин дома.
— Да. Джорджине нравится, что я живу здесь, когда мистер Беван в отъезде.
Значит, мать семейства для нее — Джорджина, а отец — мистер Беван.
— А вы не хотели бы поселиться отдельно? — Я пробивала все тот же сценарий с похотливым главой семьи. Как это выглядело в моем представлении, точно сказать не могу. Видимо, я ожидала услышать что-то вроде «О да, и тогда мне не пришлось бы терпеть гадости, с которыми хозяин пристает ко мне по ночам».
— Я счастлива здесь. Джорджина очень добрая и милая. Мы с ней подруги.
Последнюю фразу я в расчет не приняла. Дружба предполагает определенное равенство между людьми.
— А мистер Беван?
— Я редко его вижу. Он почти всегда в командировках.
С этой стороны ничего выудить не удалось. Я наблюдала за тем, с какой тщательностью Хэтти гладит белье, и думала, что друзья Джорджины наверняка ей здорово завидуют.
— Вы уверены, что отец вашего ребенка является носителем гена?
— Я ведь уже сказала, мой сын болен муковисцидозом. — Резкий тон, который я уже слышала раньше, теперь не вызывал сомнений. — Я разговариваю с вами, потому что вы сестра Тесс. Из уважения к ней. Но у вас нет права задавать мне такие вопросы. Какое вам до этого дело?
Я полностью ошибалась насчет Хэтти. Сперва мне показалось, что она отводит глаза из стеснения, однако эта женщина просто держала дистанцию, охраняя личное пространство. Хэтти не была робкой скромницей и яростно защищала неприкосновенность своей территории.
— Прошу прощения. Видите ли, я подозреваю, что эксперимент проводился с нарушением легитимности, и в связи с этим хочу знать, являетесь ли вы и ваш муж носителями гена муковисцидоза.
— Думаете, я понимаю трудные английские слова вроде «легитимности»?
— Пожалуй, я вас немного недооценила.
Хэтти посмотрела на меня почти что с улыбкой, и я вдруг увидела перед собой другого человека. Теперь я не сомневалась, что Джорджина, кем бы она ни была, действительно считает Хэтти своей подругой.
— Эксперимент вполне законный, моего малыша вылечили от муковисцидоза. Но мой сын, тот, что остался на Филиппинах, уже не выздоровеет. Время упущено.
Хэтти по-прежнему не говорила, кто отец ребенка. Я поняла, что мне лучше попытаться в другой раз, когда она, возможно, будет более откровенна.
— Можно спросить еще кое о чем? — осторожно промолвила я.
Хэтти кивнула.
— Вам заплатили за участие в эксперименте?
— Да, триста фунтов. Мне пора забирать Барнаби из школы.
У меня осталось еще много вопросов, и я запаниковала — а вдруг другой возможности поговорить не представится? Хэтти пошла в гостиную и ласковыми уговорами увела младшего братишку Барнаби от телевизора.
— Можно прийти к вам еще раз?
— Я буду работать в следующий вторник. Хозяева уходят в восемь. Если хотите, приходите.
— Спасибо, я…
Хэтти, державшая на руках мальчугана, приложила палец к губам, оберегая уши ребенка от взрослых разговоров.