Разгадай Москву. Десять исторических экскурсий по российской столице

Башня действительно была прозрачной, что Шухов объяснял так: «Башня разделена на пояса. Каждый пояс имеет привычные для глаза пропорции». Телескопический способ подъема ярусов гиперболоида предусматривал сначала сборку на фундаменте нижней секции, самой большой по диаметру, затем сборку следующей и подъем ее лебедками наверх и закрепление, затем та же операция с третьей секцией и т. д. «Изумительна была красота сборки башни, когда целые секции высотой 25 метров и весом до 3000 пудов или траверсы длиной 10 метров без единого рабочего наверху неожиданно появлялись на фоне неба в облаках и привлекали внимание жителей Москвы. Башня монтировалась без кранов, без лесов. Целые секции поднимались за низ со свободным верхом… Одна эта постройка отняла у меня полжизни, но зато и дала мне тоже полжизни удовлетворения», – вспоминал участник строительства Александр Галанкин, проходивший в документах как производитель работ[6].

Дочь Галанкина вспоминала в 1967 году в письме в газету «Известия»: «Было это давно, в девятнадцатом году. Отец мой, Александр Галанкин, строил вместе с известным инженером В. Г. Шуховым знаменитую радиобашню на Шаболовке. Отец сидел часами над проектом Шухова, разрабатывал чертежи, подбирал рабочих, доставал металл. А тогда не только металла, ткань простую достать очень трудно было. Помню, когда уже секции монтировали, отец для сигналов придумал какую-то систему флажков. А вот материи для флажков нигде достать не мог. Сидели мы с ним вечером, он спрашивает: “Соседка наша в красной кофте ходит?” Я и ответить не успела, а он уже побежал. Возвращается с кофтой. Была она не совсем красная, в какую-то горошинку. Отец ее на свет посмотрел и начал на флажки резать: “А что с горошинками – это ничего. Они совсем незаметны будут”. Жили мы за Преображенской заставой, трамваи не ходили, и отец каждое утро отправлялся через всю Москву на велосипеде. Каждый день, зимой и летом, – и так два года подряд. А башня, самое высокое тогда сооружение в стране, росла. Отец приезжал с работы усталый, ужинал и снова садился за свои бумаги. Иногда брал в руки гармошку. Учился играть. Решили они с рабочими устраивать концерты. Кто-то из рабочих сказал, что без гармошки ничего не получится. Отец и купил гармошку. Потом о концертах галанкинской артели много говорили».

Если у Галанкина стройка на Шаболовке отняла полжизни, то у Шухова она могла отнять жизнь. А все потому, что 29 июня 1921 года во время подъема четвертой секции весом более 21 тонны оборвался трос. Секция рухнула с высоты в 75 метров и повредила третью, вторую и первую секции. Авария на стройке сразу привлекла к себе внимание компетентных органов, расценивших произошедшее как вредительство и саботаж, что было ожидаемой реакцией, учитывая сложность, с которой доставали металл для стройки. Но арестовать Шухова, как, например, Станиславского, было нельзя – кто же тогда закончит его проект? Тем не менее нервы ему помотали в ГПУ изрядно. Наказание Шухову было обозначено весьма необычное – условный расстрел. То есть судьбу Шухова решили следующим образом: пока пусть строит, а затем посмотрим, может, и к стенке поставим, а может, и орденом наградим.

Хорошо еще, что специальную комиссию по расследованию причин аварии возглавил профессор и друг Владимира Григорьевича Петр Худяков – выводы ее звучали оптимистично для Шухова: во всем виновата усталость металла троса. Усталость металла – результат постоянного напряжения, испытываемого металлом, и как следствие – постепенное накопление повреждений и изъянов, приводящих к изменению его свойств, образованию трещин, их развитию и разрушению материала. Шухов был уверен, что ошибки в его расчетах нет, в доказательство чего при возобновлении монтажа новых секций он вставал непосредственно в центр самой башни, показывая, что находиться там вполне безопасно.

Случались и другие неприятности, грозившие Шухову самыми жуткими последствиями. В частности, 12 августа 1921 года с верхотуры упали двое рабочих, получив смертельные травмы, не совместимые с жизнью. Интересно, журнал «Строительство Москвы» в № 2 за 1927 называл иное число жертв: «Строительство Шаболовки было исключительным, геройским делом. Технические силы и рабочие жили впроголодь. Материалы удавалось доставать лишь благодаря помощи Владимира Ильича и Л. Б. Красина, лично следивших за ходом работ. Один раз произошло несчастие. Было воздвигнуто уже три звена башни и, когда стали поднимать четвертое, разорвалась цепь лебедки. Под железной фермой было похоронено трое рабочих».

Все это также можно было трактовать как диверсию, однако Шухова не тронули, ожидая от него скорейшего завершения работы над башней. Примечательно, что и Густав Эйфель также попадал в поле зрения криминальных репортеров. В 1893 году он был осужден к двум годам тюрьмы за фиктивные работы для Панамского общества на 19 миллионов франков. Лишь срок давности избавил его от отбывания тюремного наказания.