Разгаданный секрет

Он остался один среди развала брошенной работы.

За перегородкой прекратился всякий стук живого дела. Тяжелая, давящая тишина. И в этой установившейся вдруг тишине Семенов услышал, как сильно плачет его маленький Витька, заболевший в холодной, плохо топленной квартире.

Неизвестно, сколько он так сидел, обхватив голову руками. Вдруг он встал, откинул ногой попавшуюся на полу деталь и подошел к углу, где хранилась его деревянная модель. Взял топор, посмотрел мгновение на модель и ударил по ее верхней доске. Он рубил, кромсал то, что собирал с такой любовью, вкладывая в эти деревяшки самые свои лучшие надежды. Все равно это теперь никому не нужно, бесполезно. (А Витька плачет…) И он стал кидать обломки один за другим в печку, в печку…

Жадный огонь охватил сухое дерево. Семенов остановившимся взглядом смотрел на гудящее, мятущееся пламя… Можешь радоваться, господин Иогансон! Гляди, какой конец тому, что задумал русский слесарь!

Александра Кирилловна поняла, вернее - чутьем угадала, что произошло. «Тише, тише, мой мальчик! - пыталась унять она шепотом раскричавшегося малыша. - Папа там…» Она старалась ступать беззвучно по комнате, не греметь вещами, как бывает, когда в доме случилось что-нибудь нехорошее. И все не решалась войти к мужу за перегородку. Только изредка заглядывала потихоньку в приоткрытую дверь: что с Митей? Он все сидел и сидел, уставившись перед собой…

Звонок у наружной двери вывел его из оцепенения. Семенов пошел отворить.

В лестничной полутьме стоял, отряхиваясь от мокрого весеннего снега, низкорослый человек с чемоданчиком в руке и спрашивал удивительно знакомым, вежливым тоном:

- Дмитрий Семенович Семенов здесь живет?

Кто же это? Неужели… И мгновенно подкативший к горлу комок не дал Семенову ответить.

Да, это был он, молодой Кушников, Леонид Николаевич. Все такой же аккуратный, предупредительный и только чуть посолидневший.

- А я привез вам новости из Москвы, - сказал он, входя в комнату, и остановился в недоумении перед остатками разбитой модели.

На страже секретов

Ранней весной тридцать первого года в Москве, на одном из окраинных пустырей, в мерзлую еще землю ударила лопата.

И звонкий стук ее слился с общим шумом новостроек - гигантской музыкой тех дней. По планам пятилетки, на месте старого пустыря началось сооружение большого завода.

Завод контрольно-измерительных инструментов, задуманный как рассадник высокой точности в стране, строился по последнему слову техники. Новейшее оборудование; передовая организация труда; массовый выпуск продукции. Завод, способный освободить промышленность от господства иностранных инструментальных фирм. Его и назвали в честь наиболее распространенного рабочего инструмента - «Калибр».

Вот какое дело увлекло отца и сына Кушниковых, ради которого распрощались они с товарищами из ленинградской артели.

Два поколения встретились в проектировочных группах нового завода. «Старики», накопившие в одиночестве мелкой кустарной работы крупицы драгоценного мастерства. «Молодые», охваченные жаром новейших идей крупного, объединенного производства. Искусство и наука, практика и расчет тесно переплелись в их взаимных усилиях создать новое, небывалое еще предприятие.

Но как строить? Как рассчитывать? Неизвестность подстерегала на каждом шагу. Кое-что подсказывал, конечно, опыт «Красного инструментальщика». Но размах задуманного предприятия, невиданные нигде масштабы заставляли иначе подходить и к конструкции инструментов и к способам их изготовления. Почти все надо было создавать заново. Проекты завода пришлось начинать с установления самой системы точностей, какие требуются в разных отраслях, для каждой из тысяч и тысяч всевозможных деталей. А потом уже думать, каким же должен быть инструмент, чтобы мерить, проверять эти детали с нужной точностью? А потом - как же его делать, этот инструмент?

Здесь, в горячке ударной стройки, в наскоро сколоченном бараке, где размещалось техническое бюро будущего завода, складывалась та особая наука современного производства, которую можно назвать наукой о стандартизации и взаимозаменяемости деталей. Наука, требующая строгой технической дисциплины и высокой точности работы.

Смелый опыт был предпринят на подмосковной строительной площадке. За ним следили из-за рубежа, пристально, настороженно. Русские хотят полной самостоятельности, взялись за производство точного инструмента. Что-то у них получится?

Бессмысленно было бы твердить все те же старые пророчества о крахе «большевистских фантазий», когда на порогах Днепра встал уже бетонный колосс Днепрогэса, когда в Москве и Горьком выросли уже автомобильные гиганты, когда задымила первая печь Магнитки, а в степи, у Волги, возникло чудо Сталинградского тракторного… Но все же производство точного измерительного инструмента - дело совсем особенное, тонкое. Тут требуется высокая культура, строжайшая техническая дисциплина. А где тонко, там и рвется.