О том, что среди расстрелянных и заключенных могли быть шпионы, косвенным образом свидетельствовало то обстоятельство, что накануне нападения на СССР германская разведка располагала лишь крайне ограниченной агентурой. По сведениям Луи де Ионга, вся германская разведка имела лишь «несколько агентов в прибалтийских республиках и в восточных районах Польши, занятых Советским Союзом» в 1939–1940 годах Были еще некие «противники советского строя в Армении и Азербайджане», которые давали «ценную информацию о бакинских нефтяных промыслах». Ссылаясь на германские источники, американский историк Л. де Ионг писал, что закрытие консульств Германии в СССР в 1938 году «явилось форменной катастрофой для немецкого военного атташе в Москве, в обязанности которого входило осведомлять свое правительство о военном потенциале России». Кроме дипкурьера, который по пути из Берлина в Токио «видел в пути», а затем «докладывал атташе», у военного атташе не было иных источников информации. В результате, констатировал Л. де Ионг, «немцы были поразительно плохо информированы о фактической военной мощи Советского Союза, не говоря уже о том, до каких размеров она могла быть увеличена в дальнейшем».
Несмотря на то, что в ходе войны немецко-фашистским захватчикам удалось склонить к сотрудничеству десятки тысяч советских людей, случаев капитулянтства и предательства среди политических и военных руководителей, подобных тем, что имели место в Западной Европе, в СССР практически не было. Немецко-фашистским захватчикам не удалось заполучить в нашей стране фигур, аналогичных Квислингу, Лавалю, Петену, бельгийскому королю Леопольду III, Тисо, Недичу, Павеличу и другим лидерам коллаборационистских режимов. Из десятков советских генералов, взятых в плен немцами, лишь генерал Власов согласился сотрудничать с врагами. Ни один местный руководитель в оккупированных республиках и областях не перешел на сторону врага.
Хотя Сталину и его сторонникам не удалось осуществить все намеченные ими реформы, проводимый ими курс способствовал бурному экономическому росту, огромному социальному прогрессу и достижению политической сплоченности страны. В своем выступлении 9 февраля 1946 года перед избирателями Сталин имел основание говорить о том, что победа над гитлеровской Германией и ее союзниками означала торжество советского общественного и государственного строя, политики индустриализации и коллективизации, проводившейся в предвоенный период, усилий по созданию хорошо вооруженной и умело сражавшейся Красной Армии.
В этой речи Сталин высмеивал «утверждения… в иностранной печати» о том, что «советский общественный строй является рискованным экспериментом», обреченным на провал, что советский общественный строй представляет «карточный домик», не имеющий корней в жизни и навязанный народу органами Чека, что достаточно небольшого толчка, чтобы этот «карточный домик» развалился. Сталин подчеркивал: «Теперь речь идет о том, что советский общественный строй оказался более жизнеспособным и устойчивым, чем несоветский общественный строй, что советский общественный строй является лучшей формой организации общества, чем любой несоветский общественный строй».
СССР стал единственной страной в Европе, выдержавшей натиск гитлеровских армий, а затем разгромившей их. Великая победа советского народа опровергает миф о том, что репрессии 1937–1938 годов подорвали мощь советского государства и привели его к поражению.
Глава 29
Уроки, извлеченные руководством страны из событий 1937–1938 годов
Несмотря на умолчание о многих существенных сторонах событий 1937–1938 годов, руководство страны извлекло из них серьезные уроки. Осуждение репрессий, хотя и частичное, содержалось в одном из разделов доклада А. А. Жданова об изменениях в Уставе ВКП(б). Правда, во-первых, в докладе речь шла лишь о членах партии, на долю которых, как говорилось выше, пришлось 8,5 % от общего числа всех репрессированных. Во-вторых, в докладе не было названо огромное число репрессированных коммунистов (116 885 членов и кандидатов в члены партии), а были приведены лишь отдельные, хотя и яркие примеры клеветнических обвинений, на основе которых производились исключения из партии.