Разгадка 37-го года. «Преступление века» или спасение страны?

Бухарин не верил в российского крестьянина и считал, что его можно кооперировать только лет через десять-двадцать. Только тогда простейшие формы кооперации (потребительская, кредитная и т. д.) дорастут до высшего типа — производственного кооператива. Возникнут крупные крестьянские хозяйства, способные эксплуатировать новейшую технику. А промышленность, по Бухарину, должна была соответствовать этим черепашьим темпам и развиваться медленно, ожидая, пока село потихоньку разбогатеет и окажется в состоянии покупать промышленные товары. По сути, это было неверие в Россию и русский народ, в их творческие силы. Либеральная, «нэповская» программа Бухарина вырастала из его русофобии. И в данном плане он был един с Троцким и Зиновьевым, которые тоже не верили в «дикую, варварскую» Россию, всецело полагаясь на революционную помощь западного пролетариата.

В общем, как отмечалось выше, программа Бухарина вполне подошла бы России, если бы только она находилась где-нибудь на Луне и нам не угрожала бы возможность агрессии. А пойди в конце 20-х годов партия за Бухариным, и нас просто-напросто задавил бы какой-нибудь предприимчивый агрессор. Уж он не стал бы ждать.

Сталин, в отличие от Бухарина, подходил к данному вопросу как патриот и прагматик. Он понял, что надо срочно создавать производственные кооперативы (колхозы) и форсировать развитие индустрии. Другое дело, что поставленные перед страной верные цели он достигал слишком уж крутыми средствами. Впрочем, снова обращу внимание на то, что ответственность за это несет не только Сталин.

Горький, как уже понятно, был о Бухарине очень высокого мнения. Между ними поддерживались весьма теплые отношения, которые сложились еще в 1922 году — в то время Бухарин лечился в Германии. Именно Бухарин встречал Горького, когда тот возвращался из-за границы. Горький при каждом удобном случае оказывал «Бухарчику» протекцию. После поражения лидеров «правого уклона» Горький пытался убедить Сталина вернуть их на прежние посты. Для этого он выбрал довольно хитрую тактику, устраивая на своей квартире якобы случайные встречи Сталина и «правых». Таким образом, он хотел смягчить генсека.

Горький настаивал на том, чтобы Бухарин представлял СССР на Международном антифашистском конгрессе в 1932 году. Двумя годами позже Алексей Максимович упрашивал Политбюро поручить Бухарину приветствовать съезд писателей от имени партии.

Вообще Горький был очень большого мнения о лидерах оппозиции. И.М. Гронский, бывший редактором «Известий», приводит в своих воспоминаниях такие слова «Буревестника»: «…Я считаю, что Каменев, Бухарин, Рыков и другие представители оппозиции более образованный народ, теоретически более подготовленный, более подкованный, более культурный, обладает большими знаниями». К Сталину же его отношение было скептическим: «…практик, организатор, человек волевой, но у него нет ни знаний, ни теоретической подготовки, которыми те (лидеры оппозиции. — А. Е.) обладают, ни той культуры, которую те имеют». «Алексей Максимович… говорил, — вспоминает Гронский, — что Сталин, по-видимому, очень много читает Ленина, но едва ли он читал что-либо другое, изучал что-либо основательно…»

Очень неплохо ладил престарелый «Буревестник» с «железным наркомом» Ягодой (они подружились еще до революции, в Нижнем Новгороде). Интересно прочитать их переписку, в которой главный чекист пытается подняться до вершин поэтического пафоса, а Горький ему всячески сочувствует. Два ценителя прекрасного любили уединяться в угловой комнате горьковского особняка в Москве, где подолгу беседовали. О чем? О литературе? А может, не только о ней?