Разгерметизация

Л. Г. Корнилов был одним из наиболее квалифицирован­ных и ПОПУЛЯРНЫХ военных специалистов России, но не был ни политиком (государственным деятелем), ни политиканом (кумиром и “заклинателем” толпы). В этом главная причи­на поражения его выступления. К моменту выступления Л.Г.Корнилов занимал пост верховного главнокоманду­ющего, сменив на нем 1 августа (по ныне действующему григорианскому календарю) Алексея Алексеевича Брусилова (1853 — 1926). 10 июля (старого стиля — юлианского календаря) Корнилов, видя разложение армии — дезертирство, самострельство, воровство и т.п., — послал телеграмму “Керенскому”, требуя ввести смертную казнь на фронте, как одну из мер по восстановлению дисциплины и боеспособности армии. Предложение было поддержано Брусиловым[364].

Заняв пост верховного главнокомандующего, Л.Г.Кор­нилов требовал от “Керенского” введения военно-революци­онных судов в тылу, что могло сдержать прежде всего дек­лассированный сброд, охочий до дармовщины и ничего общего не имеющий с борцами за идею. Б.В.Савинков, занимавший в то время пост управляющего военным министерством, поддержал требование Корнилова, угрожая “Керенскому” отставкой. “Керенский” отставки Савинкова не принял, «но рассмотрения докладной записки ген. Корнилова Временным правительством не допустил (здесь и далее подчеркивания наши при цитировании) и выехал на совещание в Москву, где произнес свою знаменитую речь» (ист. 92, стр. 21).

По возвращении “Керенского” из Москвы появился зако­нопроект о военно-революционных судах. 23 и 24 августа Б.В.Са­винков, будучи в Ставке, ознакомил Л.Г.Корнилова с этим и другими законопроектами и испросил в Петроград конный корпус. Б. В. Савинков пишет:

«Ген. Корнилов, у которого постепенно нарастало недове­рие к Временному правительству, выслушав меня, обе­щал всемерно поддерживать А.Ф.Керенского, для блага отечества.

Таким образом, 26 августа программа ген. Корнилова была накануне осуществления. Вопрос о поднятии боевой способ­ности армиииз области слов как будто начинал переходить в область дела. Разногласия между ген. Корниловым и А.Ф.Керенским как будто устранены. Как будто открылась надеж­да, что Россия выйдетиз кризиса не только обновленною, но и сильной.

26 августа вечером я приехал в Зимний дворец на заседание Временного правительства, в уверенности, что на заседании этом будет рассматриваться, как это утроммне обещал А. Ф. Керенский, законопроект о военно-революционных судах в тылу. Принятие этого законопроекта, а также появ­ление в Петрограде конного корпуса, которое ожидалось в ближайшие дни, должны были знаменовать поворот в пра­вительственной политике. Я был счастлив, что А.Ф.Керен­ский усвоил себе, по-видимому, программу ген. Корнилова.

Но ожидаемоезаседание не состоялось. А.Ф.Керенскийвызвал меня из Малахитового зала к себе в кабинет и показал мне так называемый “ультиматум” Львова. Я не поверил мо­им глазам, памятуя слова ген. Корнилова, сказанные им в Ста­вке, что он всемерно будет поддерживать А.Ф.Керенского для блага отечества. Я предчувствовал недоразумение. Я просил А.Ф.Керен­ского войти в соглашение с ген. Корнило­вым и попытаться ликвидировать “ультиматум” без огласки и без соблазна. Я указывал, что противоположное приведет лишь к осложнениям, выгодным исключительно для против­ника. А.Ф.Керенский не согласился со мной. На следующий день я в присутствии многих лиц, в том числе В.А.Маклакова, имел … беседу с ген. Корниловым по аппарату Юза …

Беседа эта укрепила меня в уверенности, что в основе всего происшедшего лежит недоразумение. Я не знал, кто иличто является причиною этого недоразумения, но я видел, что ген. Корнилов не стоит на точке зрения предъявленного Львовым “уль­тиматума”. Я снова ходатайствовал перед А.Ф.Керенским о мирной ликвидации конфликта, ноА.Ф.Керенский и на этот раз не согласился со мной и поручил мне оборонять Петроград от ген. Корнилова в качестве военно­го генерал-губернатора г. Петрограда» (ист. 92, стр. 21).

Далее Савинков пишет, что он принял поручение Керенско­го в силу двух причин: во-первых, опасался восстановления монархии и прихода к власти бесчестных, по его мнению, сподвижников Корнилова; во-вторых, он, «как военнослужа­щий, считал своим долгом беспрекословно исполнять прика­зания своего непосредственного начальства, даже в случае, если он и не вполне с этими приказаниями согласен».