Разгерметизация

5.8.2. РСДРП после пуримского переворота

Л.Д.Бронштейн пишет в “Истории русской революции” (ист. 81.1, сноски в цитируемом тексте наши):

«Первый месяц революции был для большевизма временем растерянности и шатаний. В манифесте Центрального Коми­тета большевиков, составлявшемся сейчас же после победы восстания, говорилось, что “рабочие фабрик и заводов, а также восстав­шие войска должны немедленно выбрать своих представи­телей во Временное революционное правительство”. Манифест был напечатан в официальном органе Совета без коммента­риев и возражений, точно речь шла об академическом вопросе. Но и руководящие большевики придали своему лозунгу чисто демонстративное значение. Они действовали не как предста­вители пролетарской партии, которая готовится открыть самостоятельную борьбу за власть, а как левое крыло демо­кратии, которое, провозглашая свои принципы, собирается в течение неопределённо долгого времени играть роль лояль­ной оппозиции[233].

Суханов[234] утверждает, что на заседании Исполнительного комитета 1 марта (даты у “Троцкого” по «новому стилю» — ныне действующему григорианскому календарю: — наше пояснение при цитировании) в центре обсуждения стояли лишь условия передачи власти: против самого факта образования буржуазного правительства не было поднято ни одного голоса, несмотря на то, что в Исполнитель­ном комитете числилось из 39 членов 11 большевиков и при­мыкающих к ним, причём три члена центра, Залуцкий, Шляпников и Молотов, присутствовали на заседании.

На другой день в Совете, по рассказу самого Шляпникова, из присутствующих четырех сотен депутатов против передачи власти буржуазии голосовало всего 19 человек, тогда как в большевистской фракции числилось уже человек сорок. Самое это голосование прошло совершенно незаметно, в фор­мально-парламентском порядке, без ясных контрпредложений со стороны большевиков, без борьбы и без какой бы то ни бы­ло агитации в большевистской печати.

4 марта Бюро ЦК приняло резолюцию о контрреволюци­онном характере Временного правительства и о необходимости держать курс на демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства[235]. Петроградский коми­тет, не без оснований признавший эту резолюцию академичес­кой, так как она совершенно не указывала, что делать сегодня, подошёл к проблеме с противоположного конца. “Считаясь с резолюцией о Временном правительстве, принятой Советом” он заявил, что “не противодействует власти Временного правительства, постольку, поскольку…” По существу это была позиция меньшевикови эсеров, только отодвинутая на вто­рую линию окопов. (…)

“Правда” писала в первом своём номере: “Основной зада­чей является … введение демократического республиканского строя”[236]. В наказе рабочим депутатам Московский комитет заявил: “Про­ле­тариат стремится достигнуть свободы для борь­бы за социализм — свою конечную цель”. Традиционная ссыл­ка на “конечную цель” достаточно подчеркивает историческую дистанцию по отношению к социализму. Дальше этого никто не шёл. Опасение перейти за пределы демократической рево­люции диктовало поли­тику выжидания, приспособления и фактического отступления перед соглашателями» (ист. 81.1, стр. 312, 313).

«Член заграничной редакции Центрального органа Каме­нев[237], член Центрального Комитета Сталин и депутат Думы Муранов, также вернувшийся из Сибири[238], отстра­нили старую, слишком “левую” редакцию “Правды” и, опира­ясь на свои проблематические права, взяли с 15 марта газету в свои руки. В программной статье новой редакции заявлялось, что большевики будут решительно поддерживать Временное правительство, “поскольку оно борется с реакцией или контр­революцией”. По вопросу о войне новые руководители выска­зались не менее категорически: пока германская армия повинуется своему императору, русский солдат должен “стойко стоять на своем посту, на пулю отвечать пулей и на снаряд — снарядом”[239].