Разглашению не подлежит

Итак, Козлову теперь оставалось только наблюдать и анализировать. Немцы не сразу раскроют перед ним свои карты, это совершенно ясно. Если он взят для серьезного дела - а наверное, это так и есть,- они сначала постараются изучить его. Они тоже будут наблюдать и анализировать.

Обер-лейтенант продолжал «заботиться» о Козлове и его жене. По приезде в деревню Алексеевское устроил их на квартиру. Правда, поселил порознь, на что, конечно, у него были какие-то особые причины. Нельзя им, стало быть, оставаться вместе. «Пока нельзя»,- уточнил обер-лейтенант. Ничего, время военное, могут и потерпеть. Временная разлука только обостряет чувства любящих. Обо всем остальном он просил не беспокоиться. В избах, где они будут жить, размещены немецкие солдаты. Они сделают все, что потребуется. Ходить никуда не надо, все принесут и отнесут.

Александр Иванович в первый же день решил проверить, насколько веско слово обер-лейтенанта. Солдаты по-русски ни в зуб ногой, но он жестами сумел объяснить им, что голоден, живот подвело. Поняли. Притащили не только обед, но и пол-литра. И не какого-нибудь там шнапса, а настоящей «московской». А вечером обер-лейтенант раздобрился настолько, что пригласил Козлова к себе.

В просторной, с тремя большими окнами горнице был накрыт стол, и среди закусок возвышались бутылки с водкой. Чего только не награбили! Все у них есть, как в мирное время: и копченая колбаса, и окорок, и сливочное масло. В другой раз, в иной обстановке, при виде всего этого слюнки потекли бы. А сейчас железными клещами зажало сердце, давящей спазмой перехватило горло.

- Господин Козлов, храбрый русский офицер,- представил обер-лейтенант Александра Ивановича другому офицеру, мерившему горницу короткими шажками.

- Бауэр,- назвался тот и протянул руку.

- Мой шеф, этот офицер вполне достоин вашего уважения,- продолжал обер-лейтенант.- Он смело заявил мне, что не сдался бы в плен, находясь в тот роковой для него момент в полном сознании.

- Вы были ранены? И очень тяжело? - спросил Бауэр, с нескрываемым любопытством разглядывая Козлова.

- Меня оглушили… Прикладом…

- О, это ужасно.- Бауэр сделал вид, что случившееся с русским он принимает близко к сердцу.- Оглушить и связать! Нет, нет, это ужасно. Хотя,-сказал он, меняя тон,- временная потеря рассудка спасла вам жизнь. Как говорят русские, нет худа без добра. Ведь мы, господин Козлов, часто сами себя губим. То есть не мы, а образ наших мыслей. Поэтому полезно иногда бить нас по голове.

- Вы правы, господин шеф,- поспешил вставить обер-лейтенант,, фамилию которого Козлов так и не узнал.- У русских удивительное постоянство. Они не скоро меняют свои взгляды. Ради своих убеждений часто идут на верную гибель.

Бауэр улыбнулся.

- Тем хуже для них. Стать мертвецом - дело нехитрое. Особенно на войне. Не каждому из нас суждено вернуться в отчий дом… Кстати, вы откуда родом?

- Из России, господин обер-лейтенант…

- Остроумно, черт побери! - подумав, воскликнул немец и направился к столу.- В таком случае выпьем за остроумие!

После первой рюмки Бауэр оживился еще больше и пристал к Козлову с расспросами. Все интересовало его, словно близкого родственника: и где родился, и чем занимался отец, и как давалась учеба, и часто ли Александр Иванович приносил домой пятерки.

- Ученику нужны две вещи,- глубокомысленно и убежденно говорил Бауэр,- сообразительность и память. Надеюсь, ни тем, ни другим вы не обижены?

- Да вроде нет,- сказал Козлов, нарочно смутившись.

- Словом, на «колах» не ездили?..

Бауэр не стал ждать ответа. Рюмки уже снова были наполнены, и, кивнув собеседникам, он легко, одним глотком осушил свою. Закусил тонко нарезанной колбасой, опять спросил:

- А читать любили? Не только своих писателей, но и иностранцев. Разумеется, тех, чьи переводы допускали большевики.

Разговор чем-то очень напоминал допрос. Разница была лишь в том, что речь шла о вещах, не связанных с преступлением. Нравится ли Козлову опера «Паяцы»? Помнит ли он арию Канио из этой оперы? Ах, этот Леонкавалло, чародей, и только! А Верди? О, господин Козлов знает и Верди. Господин Козлов очень развитой человек. И память у него завидная. Отличная память, должно быть…

Бауэр встал из-за стола, мелкими шажками заспешил в соседнюю комнату и тут же вернулся. В его руках на квадратной дощечке лежал набор разноцветных кубиков. Освободив угол стола от закусок, он принялся сооружать из этих кубиков нечто похожее на египетскую пирамиду.

- Господин Козлов, запоминайте. Хорошенько запоминайте.

Положив на самую макушку пирамиды последний, окрашенный в голубое, кубик, гитлеровец не спеша сосчитал до десяти и неожиданно, одним движением руки, смешал кубики. Отошел от стола и, хитровато щуря маслянистые глазки, кивнул Козлову: дескать, давай сооруди такую же!

«Что им от меня нужно? - думал Александр Иванович.- Сообразительность, память… Зачем проверяют? Неужели эти люди…»