Разгневанная река

Мам стоял на берегу, держа в руке палку, и не отрываясь смотрел на облитую бледным лунным светом реку. Вот и знакомая переправа! Но что это? Почему здесь все разрушено? Раньше вон там был сад тетушки Дыть, а здесь, где он сейчас стоит, была соломенная лачуга. В ней тетушка поила чаем и продавала бананы всем переправлявшимся на ту сторону реки. А теперь не осталось ничего, кроме земляного фундамента, заросшего высокой травой.

Мам шел через разрушенный поселок. Куда исчезли тысячи банановых деревьев? На месте садов остались лишь несколько жалких ободранных стволов. Видно, люди вырыли из земли все, что только можно было есть, чтобы не умереть с голоду!.. Заметив в одном месте сквозь листву деревьев деревянный дом, Мам направился к нему. Это был единственный уцелевший дом, но когда Мам приблизился к нему, то увидел, что крыша его обвалилась, точно раздавленная ударом кулака, и почти все арековые пальмы во дворе сломаны. Мам стоял посреди двора, с недоумением оглядываясь вокруг. Странно, почему этот высохший водоем расположен так близко к дому, а вот еще один, и еще… Да ведь это воронки от бомб!

Возвратившись на старое место, Мам остановился у самой воды и стал смотреть на противоположный берег. Вот он, Лыонг, плещется у его ног. За спиной шелестели под порывами ветра листья на искалеченных пальмах. Разве таким представлялось ему возвращение домой! Ладно, надо как-то переправляться через реку.

Мам разделся, связал одежду в узел и, подняв его высоко над головой, вошел в воду.

10

Утро, немое, беззвучное, пришло на берега Лыонга. Не было слышно ни лая собак, ни щебета птиц, даже ветер улегся. Сверху холодные тучи непрерывно сеяли густую дождевую пыль, которая скрывала все.

На тропинке появилась девушка, она с трудом передвигала ноги, жалкие лохмотья едва прикрывали тело. Время от времени она останавливалась, чтобы отдышаться, и раскрывала висевшую на плече плетеную кошелку, чтобы еще раз взглянуть на рис, смешанный с землей. Лицо ее с выдавшимися, обтянутыми кожей скулами сводила судорога, губы кривились, обнажая в страшном и жалком оскале зубы. И тут же, точно испугавшись чего-то, девушка вздрагивала, прижимала к груди кошелку и тревожно озиралась, а потом снова продолжала свой путь в густой пелене дождя, едва переставляя худые и тонкие, словно тростинки, закоченевшие ноги…

Впереди, над зарослями камыша, показалась старая соломенная крыша. Теперь уже дома! Соан остановилась, оглянулась в надежде увидеть брата, но вокруг было безлюдно… Этой ночью она думала, что уже больше не увидится с братом. В темноте гремели выстрелы, сверкало пламя, но сотни людей, не обращая внимания на пули, топча друг друга, как безумные, лезли к японским грузовикам с мешками риса… Кто знает, сколько погибло тогда на переправе под пулями охранников, сколько было задавлено!.. Этот рис, что ей удалось добыть, они с братом сумеют растянуть на несколько дней… Интересно, пройдет ли еще сегодня ночью через их мост хоть один состав или колонна автомашин с рисом? Соан крепче прижала к себе драгоценную ношу. Спутанные волосы падали ей на лицо, она медленно приближалась к дому. Перед глазами плыл желтый туман…

Пелена дождя застлала все вокруг. Соан сидела, прислонившись к стене своей жалкой сырой лачуги, закрыв глаза, и только изредка поглядывала на небольшой глиняный горшочек, в котором начинал закипать рис. Горшок то исчезал, то вновь появлялся перед ее затуманенным взором. Когда от горшка потянуло запахом вареного риса, черные, запекшиеся губы девушки дрогнули. Непослушная слабая рука нащупала выщербленную пиалу, Соан зачерпнула немного похлебки и поднесла ко рту.

Сухие веки ее дрогнули, по телу разлилось приятное тепло, внезапно ее охватила такая усталость, что она не могла пошевелить рукой. Соан легла прямо на землю, рядом с очагом, продолжая прислушиваться к клокотанию в горшочке. Но вот глаза девушки закрылись, плоская грудь задышала медленнее, ровнее…

Соан встрепенулась. Рис продолжал клокотать на огне. Она с недоумением огляделась, вспомнила наконец, где она, и с трудом села. Потом, едва не расплескав, отлила немного похлебки в пиалу, посыпала ее золой вместо соли, предварительно попробовав золу на язык. Сухие глаза ее заблестели, на ресницах повисли слезинки, дымящаяся пиала расплылась, несколько соленых капель упали в похлебку…

Давно уже Соан перестала замечать, как день сменяется ночью, и уже почти не отдавала себе отчета, кто она. Она превратилась в скелет, обтянутый кожей. Мучимая постоянным голодом, почти потеряв человеческий облик, она, как и тысячи других, балансировала где-то на грани жизни и смерти. В голове стучала одна-единственная мысль — как достать что-нибудь поесть! Она уже давно забыла вкус риса! Соан держала в руках пиалу с рисовой похлебкой, и по щекам ее катились слезы. Где вы, родные мои, где ты, мама, где Хюе, Бау!.. Как жаль, что вас нет сейчас со мной и вы не сможете разделить со мной эту еду!..

Теплая пища возвращала ее к жизни. Сознание прояснялось, она словно начинала прозревать, пелена тумана рассеивалась…