Разгневанная река

— А может быть, мне все-таки съездить в Хюэ, может, что-нибудь из этого и получится? Правительство Чан Чонг Кима явно долго не протянет, но нужно использовать момент. Хотя бы для того, чтобы успокоить господ японцев и выиграть время. Увидишь, пройдет несколько месяцев, и американцы с англичанами одержат победу, боюсь, как бы с ними не явились к нам французы, чтобы вернуть прошлое. Видел, что произошло в Сирии? Я уверен: нашей земле предстоит еще немало бед!

Старик опустил голову, в каждой черточке его лица явственно ощущалась усталость.

Хой сказал тихо, но решительно:

— Нет, дядя, вам нужно перебираться «туда». Обстановка сейчас осложнилась, тянуть больше нельзя. Арестуют вас — потом будем локти кусать!

— Ты думаешь? А как по-твоему, найдется для меня дело в военной зоне?

Старик прищурился и, не дожидаясь ответа, закивал.

— Пожалуй, действительно нужно ехать! Я ведь могу кое в чем помочь. Недавно я очень внимательно перечитал военный трактат Сунь-цзы…. Было бы хорошо, если бы ты поскорее устроил мой отъезд. Меня ведь и здесь уже отыскали, вчера какой-то подозрительный тип все разнюхивал что-то возле чайной. И староста тоже на меня косится.

— Прямо сейчас, наверное, не получится. Вы бы не смогли переждать где-нибудь до вечера?

— До вечера можно.

— Тогда до встречи… В половине седьмого я приду за вами на набережную, в сквер у Музея древней культуры. Как вы на это смотрите?

— В половине седьмого? Хорошо. Я к этому времени постараюсь уладить кое-какие свои дела.

— Вы уедете, а как же Нган?

— Ничего, она ведь уже взрослая. Вызову из деревни племянницу Тыть. Она за ней присмотрит. А Лок ведет себя смирно, из дому не выходит. К тому же иногда он рассуждает так, будто он снова в здравом уме.

— Ну, я пошел. До вечера.

Старик запыхтел трубкой.

— Знаешь, — весело проговорил он, — когда Наполеон умер, у него в кармане нашли томик Сунь-цзы! Выходит, в Европе тайком учатся у нас, азиатов!

Он повернулся и, ссутулившись, зашагал среди фруктовых деревьев.

Жара стоит такая, что, кажется, даже пахнет гарью. На дороге, что ведет к кокосовому рынку, нога по лодыжку утопает в пыли. Со стороны Кхамтхиена, тарахтя, движется вереница повозок, доверху груженных тяжелыми мешками. Обливаясь потом, несчастные кули с трудом тащат их через колдобины и рытвины, ухватившись за вихляющиеся оглобли. Несколько вооруженных японских солдат с плетками в руках и штыками у пояса суетятся вокруг обоза. Порывистый ветер поднимает облака густой пыли, в которой тонут и повозки, и люди.

— Рис везут!

И как только люди видели этот караван в добрых два десятка повозок, тотчас же все смолкало. Было только слышно, как скрипят деревянные колеса, как натуженно и хрипло дышат кули. На тротуарах, толпились неизвестно откуда явившиеся, почерневшие, иссохшие люди с всклокоченными волосами, с тонкими костлявыми руками. Запавшие глаза смотрели жадно, пристально на эти чудесные мешки с рисом.

Но вот в голове обоза произошло какое-то замешательство. В мгновение ока огромная толпа плотным кольцом окружила передние повозки. Солдаты забегали, засуетились, посыпались удары плеток. Те, кто ближе стоял к повозкам, отпрянули либо попадали на землю, но тут же подбежали десятки других и тянули руки к мешкам. Чьи-то костлявые ноги ступали по чьим-то телам, в воздухе замелькали корзины и кошелки. Солдаты, замыкавшие обоз, спешили на помощь. На винтовках засверкали штыки, но толпа продолжала расти. Раздался выстрел. Толпа загудела.

— Стреляют!

Выстрел послужил как бы сигналом для голодающих, и они бежали сюда со всех сторон: из проулков, пустырей, от мусорных куч и неизвестно еще откуда. Плотным кольцом, будто муравьи, облепили обоз обезумевшие от голода люди. Они лезли к мешкам с воплями и визгом, толкая друг друга, царапаясь, кусаясь, падая, уползая и снова кидаясь в толпу. Те, кто оказался на земле, изо всех сил старались выбраться, поднимая над головой кто куцый веник, кто дырявую корзину. Одну повозку удалось опрокинуть, оглобли уставились в небо. Из толпы вырвался истошный вопль. Замелькали сумки, кошелки, сброшенный кем-то сверху мешок тяжело шлепнулся на землю. Из распоротых мешков хлынули белые струи риса, падая на землю, зерна смешивались с пылью. Из соседних лавок выскакивали люди с корзинами, спеша подобрать эти драгоценные зерна. Толпа запрудила всю улицу, гудки автомашин слились в один пронзительный вопль. Началось что-то невообразимое.