Через рынок ехали, вернее, еле ползли две легковые машины. Люди разбегались перед ними, второпях подхватывая свои корзины, а кто не успевал, бежал прочь, бросив товары. Но вот машины остановились: большая корзина с кольраби и вторая, поменьше, с яйцами, оказались у них на пути. Дверца передней машины открылась, и из нее выпрыгнул военный в гимнастерке цвета хаки и такой же шапочке, в сапогах, с револьвером на боку. «Японцы, японцы!» — зашептались в толпе. Военный, видимо офицер, был совсем еще молод, на носу у него красовались очки. Он подскочил к корзине с кольраби, оглянулся по сторонам и, зло выкрикнув что-то, вдруг изо всех сил ударил по корзине ногой и отшвырнул ее с дороги. Из толпы выбежала женщина и хотела спасти хотя бы корзину с яйцами, но едва она наклонилась, чтобы оттащить ее с дороги, как офицер отбросил и эту корзину и махнул шоферу рукой, чтобы тот ехал вперед прямо, по корзинам и циновкам. Люди бросились спасать свое добро, и проезд тут же очистился. Правда, он был таким узким, что машины едва не задевали людей, стеной стоявших по обе стороны этого «коридора».
Тхао и Куен, прижавшись к стене, наблюдали за происходившим. Перед лавкой Хоа обе машины остановились. Японцы вышли и, отойдя на середину улицы, стали читать китайские иероглифы на вывеске. Они перебросились несколькими фразами и закивали головами. Тхао их хорошо рассмотрела: у офицера постарше усы были с проседью, на боку висел длинный меч, второй — молоденький офицер, тот, что расчищал дорогу, и еще один — в штатском костюме, при галстуке и в фетровой шляпе. А потом из машины вышли еще двое, в коротких, чуть ниже колен, штанах, в шапочках военного образца, но без оружия. Через плечо у каждого висела туго набитая кожаная сумка, из которой торчали карандаши, а за ремни были заткнуты белые полотенца.
— Те двое, похоже, наши, — шепнула Куен. — Наверное, переводчики.
В дверях лавки замелькали встревоженные лица.
Японцы стояли посреди улицы и то и дело посматривали в сторону моста — явно поджидали кого-то. Скоро послышались автомобильные гудки, и к легковым машинам подъехал открытый грузовик. В кузове сидело четверо вооруженных солдат, штыки угрожающе поблескивали на солнце. Как только грузовик остановился, солдаты спрыгнули на землю и угрюмо уставились на зашумевшую толпу.
— Та же история, что и в Намсать! — воскликнула Куен.
— Зачем они приехали, что им здесь надо?
— На прошлой неделе я ездила в деревню К матери, там тоже побывали японцы, явились и потребовали перекопать все посевы и подготовить поля под джут.
Куен вдруг изменилась в лице и остановилась на полуслове.
— Извините, мне надо идти! На днях я зайду к вам.
Поспешный ее уход удивил Тхао, но сейчас ее больше всего занимали японцы. Солдаты отогнали народ на другую сторону улицы, и офицер постарше, взглянув еще раз на вывеску, вошел в лавку. Молодой офицер последовал за ним. Тхао поборола страх и тоже заглянула в открытую дверь. Хозяин лавки, подобострастно кланяясь, приглашал японцев сесть. Пока молодой офицер объяснялся с ним на кантонском наречии, второй офицер спокойно разглядывал портреты, развешанные на стенах. Тхао вспомнила, что раньше на этом месте висел портрет Чан Кай-ши и рядом гоминьдановское знамя, голубое с белой звездой. Теперь Хоа повесил портреты маршала Петэна и какого-то китайца с гладко выбритым квадратным подбородком. Хой показывал ей как-то в газете портрет этого человека и назвал предателем китайского народа. Несколько лет назад этот китаец приезжал в Ханой и его чуть было не застрелил у входа в гостиницу какой-то китайский юноша. Сейчас он возглавляет прояпонское правительство в Нанкине.
Офицеры обменялись несколькими фразами, молодой резко повернулся к двери и крикнул что-то. В лавку тотчас же вбежали солдаты, схватили Хоа, вытащили на улицу и, подталкивая штыками, загнали в грузовик. Хозяйка с криком выбежала за мужем, но один из солдат оттолкнул ее прикладом. Затем японцы сели в машины и двинулись по дороге вдоль берега.
— Этого еще не хватало! Они же поехали в наше село!
Тхао заспешила домой, ни о каком рынке, конечно, и думать нечего.
Приближаясь к селу, Тхао издали увидела три машины, стоявшие под баньяном у ворот пагоды. Шоферы сидели на корнях дерева и курили, рядом стоял ящик с пустыми бутылками из-под пива. То и дело им приходилось отгонять любопытных мальчишек. Едва завидев грузовики, они бросили на произвол судьбы своих буйволов и прибежали посмотреть на японцев. Хоа тоже был здесь. Он сидел на корточках под аркой пагоды, и по лицу его градом катил пот, хотя было совсем нежарко. Рядом прохаживался солдат с винтовкой. На китайца было больно смотреть. Всего полчаса назад его забрали, и за это время он так осунулся, что его трудно было узнать. Тхао хорошо знала его, она часто заходила в его лавку — сбывала марантовую муку. Увидев ее, китаец взмолился:
— Принесите, пожалуйста, попить… О небо! За что я терплю такие мучения!