Глаза белобрысого чуть улыбались, в них будто качалось море — оно переливалось в них всеми оттенками волны: от бело-голубого до глубокого фиолетового, холодного цвета бездны. Ивка чувствовала себя внутри этих глаз, она тонула и опять появлялась на поверхности среди пены, растворяясь в ней как русалка, отдавшая свою жизнь за любовь; чувствовала как к ней приливаются силы, как она будто становится все больше и больше, ее раздувает, вернее не ее, а ощущения ее, она уже больше Земли, она — уже вся Вселенная, ей впервые в жизни легко и свободно, нет ни боли, ни обид, а только ощущение огромной любви ко всему миру, к каждой травинке, к каждому живому существу — ведь все они были в ней, внутри нее или она была в них, они были целым, все было Ивкой и Ивка была всем. Это грандиозное открытие взбудоражило электрической силой все биотоки внутри ее пострадавшего в аварии тела и распахнуло глазницы. Мир уменьшился до маленькой белой палаты, из которой на нее глядели глаза, полные слез.
«Я видела уже эти глаза. Я смотрела в них так глубоко, они были во сне, это глаза моей души, в которой теперь любовь.»
— Это вы?
— Наконец-то вы очнулись! Все обошлось!
— Я — Любовь!
— В карте записано другое имя….
— Я любовь! Любовь! Как хорошо!
— Прекрасно, Любовь, я вас понял, вы действительно Любовь, только она вас могла вытащить с того света!
— На том свете мне все и открыли, там любомудрые…
Доктор с голубыми глазами осматривал чудом уцелевшую «безнадежную» на адекватность неврологических рефлексов, тщательно скрывая свое изумление от внимательно следившими за ним глазами выжившей, излучающими будто бы свет, проникающий в его глаза, в его мозг, в его сердце. Пострадавшая не должна была выжить, ее травмы настолько тяжелые, что по показаниям вынуждают реаниматологов держать подобного пациента в вынужденной коме. Но она вышла из комы самостоятельно и «светилась», не реагируя на естественную травматическую боль. Доктор в недоумении провел необходимое обследование, убедился в неврологической и психологической адекватности пострадавшей и хотел уже уходить, как почувствовал, вернее услышал ее шепот над своим ухом: «Не уходи!» Он так и остался сидеть у кровати воскресшей Любви, и сквозь прикрытые веки, на него шел из ее глаз поток теплого света. А над ними улыбались глаза белобрысого, заполняя голубым свечением все пространство белой реанимационной палаты.
— Вот и заработал выключатель… Подумалось засыпающей Ивке.