Разговор на кухне

– Вся история России наполнена перманентным жестким вооруженным противостоянием с соседями. Период возвышения Москвы и собирание русских земель сопровождалось кровавыми междоусобными войнами. Так? – Василий Иваныч взыскующе взглянул на нас. Он сидел прямо, сложив руки одну на другую, как первоклассник, время от времени поднимая правую для жестикуляции. Его красный джемпер, рубашка в полосочку и прическа с пробором придавали ему вид американского профессора, каких я видел в фильмах.

– Ну, так-так, – нетерпеливо проговорил я, отвечая на его сугубо риторический вопрос. – Жги дальше. Вступление можешь опустить, мы его не раз уже слышали.

– Нельзя, так нарушится логическая нить моих рассуждений, – возразил Василий Иваныч и продолжил, – Вся наша история – война. Но постоянное внутреннее напряжение, как ни странно, не было изматывающим, жизнь, условно, с мечом в одной руке и сохой в другой для русских была и отчасти до сих пор остается привычной и органичной.

Тут Леха заржал.

– Не, не обращайте внимания, – давясь от смеха, прошептал он. – Я просто представил Василия Иваныча, простого русского крестьянина, в лаптях, с мечом в одной руке и сохой в другой, – выдавил он из себя и забился в мелких конвульсиях.

У Лехи всегда было богатое и яркое воображение, возможно из него вышел бы хороший поэт или художник.

Отдышавшись наконец, он произнес:

– Мы вояки, – и удовлетворенно-утвердительно покивал головой в подтверждение своих слов. – Нет, это я уже абсолютно серьезно говорю. Не знаю как на счет сохи, Василию Иванычу виднее,  – Леха сделал рукой в его сторону, – но вояки мы знатные, это все в мире признают. Знают, поэтому боятся. Предлагаю выпить за нас – рубак!

– Ты-то известный рубака, – заметил я, поднимая рюмку. – Тебе только в обозе с медсестрами воевать. Скорее Чубака, чем рубака.

– При чем здесь Чубака? – удивился Леха.

– Ни при чем, в рифму просто. Все уже, дай Василию Иванычу сказать. А то  ты из серьезного разговора комедию устроил. – Я встал и пошел к микроволновке разогревать порцию жульена. – Продолжай, Василий Иваныч, – попросил я, выбирая программу.

– Да ладно тебе, у меня предки казаки, знаешь как они воевали? – Леха даже немного обиделся. – Прадед по отцу полный Георгиевский кавалер, между прочим. В империалистическую немчуру шашкой по Европе, как вшивых по бане гонял. До Великой Отечественной жаль не дожил, помер.

– Вот, кстати, история казачества тому наглядное подтверждение, – ввернул Василий Иваныч. – Некоторый аскетизм, являющийся постоянной неотъемлемой частью нашего образа жизни, позволяет стойко переносить все тяготы и лишения военного времени, а также голодного периода восстановления. Некий милитаризм обыденной жизни требует военной доминанты в государственном управлении, что полностью воплотилось в форме правления России – абсолютной монархии. По сей день естественным образом единоначалие и по-военному выстроенная жесткая вертикаль управления с возможностью быстрой мобилизации являются главными столпами, на которых стояло и стоит наше государство. Еще один краеугольный камень, на котором всегда держалась Россия, то, что сделало, собственно, Россию Россией – наличие сверхзадачи, необходимой для того, чтобы обыкновенное государство вырвалось из толпы заурядных социальных образований в мировые лидеры. Правда для этого необходимо соблюдение важного условия: сверхзадача не должна быть меркантильной, она должна быть мистически окрашенной.

– Тут я полностью согласен с оратором, – кивнул Леха. – Тут ты, Василий Иваныч, полностью прав. – Москва – Третий Рим и четвертому не бывать.

Он закурил сигарету, придвинул пепельницу, ровесницу столового серебра, глубоко и с удовольствием затянулся, затем, выпустив струю дыма в высокий потолок, проговорил:

– Сверхзадача, которую мы тащили полтыщи лет и никуда особо пока, как показывает практика, не дотащили, но много чего попутно сделали такого, что теперь нас везде боятся и уважают, а наше поголовье первые четыреста лет при этом быстро росло, сделала из нашего дальнего околотка сверхдержаву.

Выдав это длинное предложение, он опять, прищуриваясь от дыма, жадно затянулся, тут же решительно раздавил оставшуюся сморщенную половину сигареты в пепельнице и, немного оправдываясь, констатировал:

– Безвольный я человек, ну никак не могу бросить, хоть ты тресни, – он плеснул из графина себе в рюмку, зацепил вилкой маленький маринованный масленочек и с видимым удовольствием  выпив водки, положил его в рот.

Василий Иваныч подождал немного пока Леха прожует, а потом продолжил:

– У русских было два пути развития. Первый – развитие на основе собственности на землю, второй путь – это развитие, где определяющим был капитал и, соответственно, право собственности на него. Мы сделали выбор в пользу земли. Ну, тут скорее так: если бы победил Новгород, то пошли бы по пути Европы, т.е. развития, в первую очередь, за счет капитала…

– Но победила Москва. – Леха с деланным сожалением вздохнул.