Разговор о стихах

Венчали розы, розы Леля,
Мой первый век, мой век младой…

Лель – бог любви у древних славян; строки эти серьёзны, даже печальны, – смысл их в том, что прежде, когда поэт был молод, он был любим. Чего же читатель ожидает далее? К имени Леля есть рифма «хмель», и мы ждём строки с последним словом – «хмеля» (предположим: «Под сенью сладостного хмеля…»). Ещё две узаконенные рифмы к имени Леля – «колыбель» и «свирель». Вспомним у Пушкина:

Играй, Адель,
Не знай печали.
Хариты, Лель
Тебя венчали
И колыбель
Твою качали.

И в шуме света

Люби, Адель,
Мою свирель.

«Адели», 1822

Вместо всего этого читаем у Баратынского:

Я был счастливый пустомеля –
И девам нравился порой.

«Пустомеля» – слово разговорное, далекое от поэтического обихода; с венками роз, возложенными на счастливого любовника богом Лелем, оно никогда ещё не сочеталось. Рождается неожиданность, содержащая в себе комизм.

«Бочка с динамитом»

Продолжая толковать фининспектору о рифме, Маяковский объяснял:

Говоря по-нашему,
                        рифма –
                                   бочка.
Бочка с динамитом.
                           Строчка –
                                       фитиль.
Строка додымит,
                      взрывается строчка, –
и город
           на воздух
                       строфой летит.

Наверное, непривычный к стихам фининспектор этой сложной метафоры не понял. Попробуем её расшифровать.

Рифма, стоящая в конце строки, чрезвычайно важна – важна прежде всего её неожиданность; строка движется более или менее спокойно, пока не дойдёт до рифмы, которая мгновенно меняет смысл и тон стиха. Особенно же важна рифма, замыкающая строфу, – от неё зависит восприятие не одной строки, не двух, а – строфы. Вследствие неожиданной рифмы «взрывается» и каждый стих в отдельности, и вся строфа в целом. Таков смысл метафоры с пороховой бочкой. Примером может послужить любая строфа Маяковского:

Плевать, что нет
у Гомеров и Овидиев
людей, как мы,
от копоти в оспе.
Я знаю –
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи

«Облако в штанах», 1914–1915

«Овидиев – увидев», «в оспе – россыпи». И та и другая рифма – в этом можно быть уверенным заранее – никогда никем не использовались. Никто до Маяковского не производил множественного числа от имени «Овидий», никто не применял так называемых «неравносложных рифм» – рифм, в которых совпадают ударный гласный и несколько согласных звуков, но не совпадает число слогов: «в оспе – россыпи». Разумеется, после «Овидиев» в конце первой строки мы ждём созвучия, а всё же деепричастие «увидев» поражает нас редкой глубиной совпадения при неравносложности; ещё больше поражает слово «россыпи», которое и в самом деле ведёт к тому, что вся строфа – взрывается.

Принцип Маяковского противоположен тому, которого придерживались классицисты и вместе с ними молодой Пушкин. У Маяковского рифма должна быть небывалой, единственной, поражать неожиданностью. Причём у него, как у многих его современников, неожиданность вовсе не связана с комизмом.

В прошлом веке русская рифма оказалась глубоко и многосторонне разработанной, однако её прогресс достигался более всего в стихах шуточных и сатирических.

Современники и наследники Пушкина в XIX веке придумали немало способов неожиданного и комического рифмования. Это было соединением в рифме двух слов, которые до того не сходились и были, так сказать, незнакомы друг с другом.

Вот некоторые из таких способов.

1. Рифмование слов из разных стилей

П. А. Вяземский написал в 1832 году стихотворение «К старому гусару», обращённое к Денису Давыдову, знаменитому партизану 1812 года и блестящему поэту («Тебе, певцу, тебе, герою…» – писал Пушкин). Вот строчки из этого стихотворения:

Черт ли в тайнах идеала,
В романтизме

и луне –Как усатый запевала
Запоет по старине.

Слова «идеал» и «запевала» принадлежат к различным пластам речи. «Идеал» – из сугубо книжного, романтического обихода, «запевала» – слово разговорное, устно-бытовое. Каждое из этих слов усилено предшествующим: «в тайнах идеала» – «усатый запевала»; таким образом контраст углублён. Чем богаче рифма, образуемая стилистически противоположными словами, то есть чем они подобнее друг другу по звукам, тем их противоположность выразительнее. Вяземский в этом стихотворении опирается на стихи самого Дениса Давыдова, который очень охотно сталкивал стилистические контрасты, как, например, в следующем четверостишии: