До сих пор не могу понять, почему Яна такая. Вернее, не могу найти ей оправдания. Такой ужасный характер… Такая сложная натура… Если бы я не видел, как она росла, я бы, наверно, обвинил во всем воспитание и тяжелое семейное положение. Все постоянно говорят вокруг, что расти без отца сложно. Но я-то там был. Я тоже вместе с ней рос. И тоже без отца. Но почему-то от этого не стал замкнутым и озлобленным. Если б меня там не было, я бы предположил, что у мамы, которая практически не думает о своих детях, шляется целыми днями по своим «женским» делам и неразборчиво заводит ухажеров, наступая два раза на одни и те же грабли, просто не может быть адекватных детей. Но я же адекватный! Может, дело в наших с Яной отцах? Может, это все гены виноваты? Ее отца я помню смутно. Мне было-то тогда лет четырнадцать. Сначала мама начала надолго пропадать. Дольше, чем обычно. Потом привела к нам домой веселого дядьку. Он мне нравился, мы как-то раз даже вместе скидывали из окна водяные бомбочки на соседей. Потом очень скоро появилась Яна. А дальше, так же скоро, этот дядька из нашей жизни исчез. Я не знаю, что случилось, и кто виноват. И, мне кажется, никогда не узнаю. Но все же хорошо, что сейчас появился Вадим. Хотя бы ему не все равно. Это же по его инициативе Яне не покупают телефон, объясняя это тем, что ребенку нужно социализироваться. Именно Вадим отправил нашу Яну в хорошую дорогую школу. Если бы у него было чуть больше свободного времени, я уверен, он быстро бы сделал из нее человека…
Яна и Алиса сильно похожи. Обе ведут себя провокационно и даже закрыто, но на самом деле им просто сильно не хватает внимания. Алиса постоянно делала вид, что я ей не интересен. А в итоге сама теперь всегда рада общению со мной. Может, Яну тоже просто недолюбили? У меня, когда я рос, была Яна. А у Яны сейчас нет никого. Родители для нее как будто не существуют. Вадим вечно работает, а мама… Ну, это мама. И, наверно, я не имею права их в чем-то обвинять. Просто, как же правильно я сделал, что подарил ей того кота. Теперь у Яны будет кот. Не человек, конечно, но хоть что-то. Теперь, может, ей не будет одиноко. И она этому котенку была рада. Очень рада, я видел.
От маминого дома до моего было не очень далеко. Она жила на главной городской улице, в центральном районе. Не сказать, что город у нас большой. Скорее, ни большой, ни маленький. Город как город. И центральная улица Шилова тоже самая обычная, в две полосы, правда, всего. Зато ухоженная, с тротуарчиками и аккуратными белыми бордюрами по обе стороны. А с одной из сторон улицы – противоположной той, по которой шел я – тоненький был сделан газончик и на нем редкие кустарники торчали. Проходя по этой улице и, волей-не-волей, заглядывая во дворы, я подумал о том, как сильно отличаются центральные дворы от тех, что в нашем районе. Даже не тем отличаются, как выглядят, а тем, как ощущаются. Детей в них нет совсем, хотя сейчас самое время для гуляющих малявок. Такое складывается ощущение, что в более бедных районах более везучие дети. Они гуляют, общаются, видят и узнают жизнь. А что делают дети этого дома? Сидят за компьютерами, наверно. Есть у меня знакомые, в их числе и мама, которые утверждают, что нынешнее поколение уже не то и, что это прогресс виноват в прощании детей с улицами и дворами. Но я, просыпающийся каждое утро от детских криков: «Ты галя!», доносящихся из окон, старательно, но тщетно каждый раз пытаюсь таким людям доказать, что дело вовсе не во времени и не в прогрессе. Хотя, откуда моей маме знать… Она и живет-то тут, неподалеку, на этой самой центральной улице с пустыми дворами. Яна, может, и общалась бы с другими детьми, и гуляла бы, но вот нет никого…
Я шел и думал. Но поток мыслей был безжалостно прерван мотоциклом, лихо запарковавшимся прямо на стыке автомобильного и пешеходного асфальта, возле бордюра. Хозяин железного коня еле-еле перекинул ногу, слез с него и снял шлем. Под шлемом оказался седоватый, но крепкий мужчина, лет пятидесяти. Он перебежал мне дорогу так быстро, как смог и заскочил в «Летуаль». Я в замешательстве остановился, разглядывая мотоцикл. Он был насыщенного черного цвета, поблескивал немного на солнце. Весь такой брутальный и серьезный, какие обычно бывают в кино. Фары мотоцикла горели, ключи остались в зажигании. А шлем был аляписто повешен на правую ручку так называемого мотоциклетного руля. Как только я задался про себя вопросом: «Не боится ли хозяин, что его средство передвижения тут же угонят?», этот самый хозяин уже выскочил из магазина так же быстро, как заскакивал в него. В руках он держал маленький розовый флакончик с духами. Мужичок запихнул флакончик в карман, надел шлем и умчался. Все это произошло так быстро, что я лишь спустя несколько секунд взгляда вслед уезжающему в закат мотоциклисту, вспомнил, куда я иду и решил сдвинуться с места.