Разговор с дневником. Юбилейный, 2010-й год

Такою яркой показалась ночь,
Когда неприятности сгинули прочь.
Объявился вдруг Ловелиус Володя…
В далекой Греции нашелся, вроде.

Много лет пролетело с тех пор,

Когда Ольга учинила мне «разбор»…
Зачем было делать мне это зло?
Родился в Ленинграде, ему повезло.

Здесь дали и школу пустой голове:

(Боже, уйму зла она причинила мне!)
Прервала с сыном общенье мое,
Забрала возможности и на жилье.

Пришлось долго жить, где попало.

(Она и при этом покоя не давала!)
Очередь на квартиру смогла продать,
А мне еще вечность пришлось ждать.

И море недоброго получил еще я.

Так вот бывает, но – бог ей судья!
Теперь Володе чуть больше сорока,
Понять он все сможет наверняка.

Ее же мать, отрезвляла меня:

«С нею может жить волк, а не то что родня.
Зачем тебе жизнь так бездарно губить?
Не сможешь ты с нею нормально прожить!»

(В присутствии трех сестер и отца.)

Но ничто не остановило «храбреца»:
Тогда «героическим» оказался я.
Но в общем нормальной была их семья.

А я не стал думать над добрым советом —

Вот и оказался простофилей при этом.
Дикие выходки матери с сыном
Заставили спрятать его за дедовским тыном.

Пришлось старикам малыша воспитать,

Когда неспособной оказалась мать.
Много воды с тех пор утекло,
Но не давало покоя давнее зло.

Теперь стало ясно: Володя живой!

С новостью этой обретаю покой.

23.03.2010 10:40

«Когда минуло в БИНе тридцать лет…»

Когда минуло в БИНе тридцать лет,
В душе от них остался сложный след.
Работать позвали Родин, Тихомиров.
Прошел сквозь полосу чужих эфиров.

О дикости национальной знал я мало,

Которая здесь крепко отрезвляла.
Сплоченность их чрезмерно велика,
Не истощилась их подлостей река.

Матвеева, Карамышева, Василевич,

Петровский, Гриф, Буданцев, Левич…
Чинили суд над уровнем свободы,
Хоть с виду они люди, не уроды.

Сплотила их семейность, не работа.

И общий праздник, видимо, суббота.
Так могли больше насолить народу,
Чтоб задушить в зародыше свободу.

23.03.2010

«Радует душу добротный народ…»