Разговор с пустотой

«У советских собственная гордость, – усмехаясь, бормотал он в те дни. – Наш пломбир – самый жирный пломбир в мире!»

Ему до сих пор удавалось держаться, хотя оптимизма поубавилось. Одни энергетики со своими тупо ползущими вверх тарифами могли удушить весь бизнес Романа Маскаева в один присест. И сахар все дорожал, и какао-бобы, а тут еще череда неурожаев на южных берегах, сулящая взлет цен на кокосовое и пальмовое масло. Любое из них было все же дешевле естественного жира, содержащегося в сливках и молоке. Раньше, когда еще существовал Советский Союз, только такой жир и использовали, но сейчас подобная роскошь мало кому была по карману…

«Если наш комбинат сожрут москвичи, я пойду петь в церковном хоре», – однажды заявил Роман так весело, что его подчиненные успокоено переглянулись: ни того, ни другого просто не может быть. Хотя он-то сам помнил, что столичный «Русский холод» уже запустил вторую в мире по мощности линию. Почему-то в Барнауле… Двадцать две тысячи порций мороженого в час… Роман не поленился съездить и посмотреть на этого монстра-производителя. С тех пор от редкой бессонницы его спасали не бараны, а бесконечные цепи эскимо и рожков: от этого хотелось уснуть немедленно, чтобы поскорее начать новый день.

А в церковный хор его не уже не взяли бы, голос давно пропал, хотя в семь лет Роман действительно пел. В хоре мальчиков. Тогда его отец служил в Вильнюсе… После Роман Маскаев с музыкой имел дело только через автомагнитолу.

                  ****

– Рома, я выпила сок! – сообщила Лидочка радостно и погладила сосны, как собак, прибежавших поприветствовать ее. – Ты поставил около кровати, а я выпила.

– Умница, – он погладил ее по голове.

Русые волосы плотно прилегали к черепу, они не умели парить, как у соседки, растворившейся в окне… Но в минуты нежности ему казалось, что от тонкого пробора его жены до сих пор пахнет молоком. Хотя материнского Лидочка и не пробовала, из роддома отец забрал только ребенка. Жалел ли он потом, что врачи спасли младенца, а не мать? Или наследник сразу был целью? УЗИ тогда не делали, пол новорожденного выяснялся, когда ребенок уже попадал в руки акушерки. Знал бы наверняка, что родится девочка, разрешилось бы все по-другому? Или это не зависело от воли Главного Босса? Даже он не мог управлять всем на свете. Особенно жизнью и смертью.

То, что ум ее неразвит, теперь только радовало Романа. Он насмотрелся досыта на стаи расчетливых дамочек, стервозности которых не выдержал бы ни один счетчик, если б такие существовали. Зашкалило бы. Раньше их взгляды проходили сквозь него, даже не рассматривая, как достойного… И этого Роман не забыл.

Не то, чтоб ему хотелось отомстить каждой из тех, кто не замечал его в бедности, но какое-то сладкое злорадство веселило сердце, когда он проходил по залу ресторана и видел, что лица девушек поворачиваются за ним, как цветы за солнцем. И Роман действительно чувствовал себя солнцем в такие минуты…

«Людовиг хренов!» – усмехался он про себя. И эта усмешка, которую Роман мог себе позволить, была своего рода наградой – золотой медалью на грудь.

Собственно, главной наградой было то, как изменилось его самоощущение. Даже природная красота, которой щедро поделилась с ним мать, никогда не давала Роману той уверенности в себе, какую он получил вместе с финансовой независимостью. Гигантского состояния, в нагрузку к которому шла Лидочка, он не приобрел, все-таки мороженое – это не газ или нефть, но и то, что было у него сейчас, открывало дверь в некий параллельный мир, с юности Роман знакомый только понаслышке.

Он быстро вошел во вкус. Лишь в первый месяц после ранения и смерти тестя, когда Роман стал единоличным хозяином комбината, его не оставляло липкое ощущение, что деньги могут ускользнуть между пальцев. И Маскаев трясся над каждой копейкой, часами просиживая над финансовыми документами, которые не мог доверить бухгалтеру. Слава богу, его образование позволяло хоть с трудом, но разобраться во всех хитросплетениях цифр.

Подтрясывало тогда еще и оттого, что вполне успешное покушение на Лидочкиного отца не решило проблем его конкурентов. Ведь место не освободилось, не открыло бреши в бизнесе, а кое-кому так хотелось бы ее заполнить… Роман постоянно ощущал себя мишенью, к которой внимательно присматриваются. Небо за окном уже налилось свинцом, и тяжелые пули падали на землю, заставляя вздрагивать от внезапного стука в окно.

Тогда он пустил в ход все свое обаяние. И как ни было ему страшно, начал прощупывать подходы к людям, которых подозревал в убийстве. Разумеется, никто не был за него наказан… Учиться Роману было не у кого, тесть погиб, родители ничего не понимали в подобных делах. Отец готов был встать за сына грудью, но сын сам не позволил бы этого. Ему все еще страшно было остаться сиротой…

Тогда Роман, в лучших советских традициях, попробовал обратиться за опытом к «важнейшему из искусств». Нашумевший сериал «Бригада» с дворовой наивностью проталкивал мысль о ценности мужской дружбы, и Маскаев вспомнил о своих «пацанах» с той самой Лиговки, воспетой Розенбаумом.