Разговор со Спинозой

На следующее утро, когда мы сидели за завтраком, живость его движений казалась мне отвратительной, жизненность в нем — отталкивающей. Я смотрел, как он кладет еду в рот, как бросает на меня взгляды между двумя глотками молока — мне представлялось, что его жизнь отнимает что-то от моего существования — тогда я думал, что страсть помешает мне создавать адекватные идеи, тогда я думал, что аффекты не дадут мне посвятить себя интеллектуальной любви к Богу, но теперь я знаю, что меня тяготил страх конца, и мысль о том, что все закончится, заставляла меня заканчивать и то, что еще не началось.

«Иоганн», — сказал я и запнулся, подумав, что впервые произнес его имя. Он посмотрел на меня. «Тебе придется уйти… Я больше не могу давать тебе уроки».

Он не потребовал объяснения. Ушел в тот же день, в полдень. Я видел, как он, идя по дороге, заметил перед собой мертвую птицу. Он наклонился, протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но, так и не прикоснувшись, тряхнул рукой, словно желая освободиться от чего-то, и продолжил путь.

Время от времени среди приходивших мне писем я узнавал его почерк на конверте: «Профессору Бенедикту Спинозе». Я не открывал эти письма. Отодвигал их в сторону, как вино, которое не подходит для того, чтобы выпить после обеда с фасолью и перцем. Я складывал их у окна, через него была видна полянка, на которой под снегом в том месте, где я стоял, Иоганн нашел цветок. Я хотел, чтобы он, неподвижный и немой, лежал в этом поле; мертвый — чтобы мне не мешало его существование. Уезжая из Рейнсбурга, я забыл эти письма, случайно или намеренно. Там, на окне.

Одно письмо и три сухих цветка

«Уважаемый господин Спиноза,