Разговор со своими

В Бейруте выступали в концертном зале ЮНЕСКО. Хачатуряна представляли видные деятели культуры. Я о них знала, и мне было, конечно же, очень интересно увидеть их живьем. Для Хачатурянов была приглашена и пела Фейруз, очень знаменитая в тот момент. Хачатурян говорил, что ему очень интересна и важна эта поездка, потому что он задумывает создание произведений, отражающих арабскую культуру и эмоции, которые редко были положены на музыку.

Когда вернулись из Бейрута в Каир, египетские армяне сшили для Арама Ильича фрак из какого-то немыслимой тонкизны сукна. Перед последним концертом он надел его уже в номере и зашел ко мне продемонстрировать. «Как?» – Я не задумываясь: «Если застегнуть молнию на ширинке, шикарно!». Мы уже подружились, так что такое было возможно.

Что говорить? Такая встреча – еще один подарок Неба…

Глава 14 Претензия к большевикам

Домработница Нюра и ее сестра Паша. – Нянькина картошка. – Нянька заболела. – Академик Савельев. – Перед операцией. – Теплокровная страна.

У меня к большевикам туча претензий, но главная среди них – это то, что они сумели русского крестьянина отучить от земли. Я счастливая, на протяжении жизни встречаются мне люди, среди совершенно разных слоев, положений и возрастов, замечательные! Я об этом уже говорила, а сейчас, в связи с «землей», расскажу еще об одном.

В нашей семье при разном ее составе – один муж, другой – всегда все работали. Поэтому всегда же в доме были в «раньшее время» называемые прислугой, а в советское, то есть мое, домработницы. Последней, не приходящей, а живущей, была Нюра. У нее в деревне за Тулой была старшая сестра Паша. В деревне старшую зовут «нянькой». И мы – Зяма, я, Катя – вслед за Нюрой так ее и звали. Каждое лето Нюра в отпуск ездила к сестре, а потом или я, или Зяма ехали в деревню, завозя туда пропитание: сахар, муку, консервы, и т. п. – не было ничего! Привозили оттуда Нюру и сказочную картошку, которую выращивала Нянька. Все, кто бывал в доме, помнят ее вкус до сих пор, подавали как отдельное блюдо. Нянька жила одна. Мужа убили на войне, а сын Ваня, которого вырастила без чьей-либо помощи, в одночасье в двадцать лет умер.

Пришла телеграмма: Нянька заболела, свозили в Тулу, сказали «рак» и вернули в деревню. Рванули, поехали, привезли… Куда, к каким врачам класть? Звоним всюду, используем «тембр», и вдруг: «Да, Зиновий Ефимович». Зяма: «У нас есть нянька…» – «Это уже по-русски, везите…» Оказывается, Первая градская больница, академик (!) Савельев! «Буду оперировать сам». Готовят к операции, температура 39…

* * *

Сижу у нее, она очень печальная.

– Боишься операции?

– Нет, просто, понимаешь, я и помереть не боюсь, только я ведь хотела рядом с Ваней лежать…

Как меня Господь догадал не уговаривать, что все будет хорошо! Я просто сказала:

– Я тебе обещаю, если что – свезу, положу рядом с Ваней.

У нее просветлело лицо, улыбнулась и сказала:

– Но вот еще – ведь сентябрь, картошка-то не выкопана!

Я:

– Нянька, твою мать, какая картошка?! Тебе бы вместо Брежнева быть!

И тут она сказала серьезно и с болью:

– Ты что? Я сажала, а Она же рожает! – О земле она говорила, как о дочери…

Естественность, с которой это было вымолвлено, меня потрясла, помню и сегодня. Мы все очень часто говорим: живая природа. Но для нас это все-таки неодушевленный объект. А для нее, вне каких-либо сомнений, земля была «живое вещество». С картошкой проще: договорилась, соседи выкопали.

* * *

Операция длилась шесть часов, ассистировавший профессор сказал: «Если бы кто-нибудь из нас оперировал, закончили бы через сорок минут». То есть – разрезали бы и зашили. А академик простоял шесть часов, вышел мокрый. Мы ждали. Сказал: «Что Бог пошлет, не знаю, но помирать будет легко». Через девять лет (!) положили рядом с Ваней…

Она была неграмотной, ставила крестик вместо подписи. Но благодаря ей я поняла и почувствовала, что Россия правда страна удивительная. Безалаберная, нескладная, но до чего теплокровная!