Разговор в аду между Макиавелли и Монтескье

Вы слышали, что у моей прессы сотня разных голосов, которые говорят о величии моего правления, о восторженном почитании моими подданными своего монарха и одновременно вкладывают в уста публики мнения, мысли, вплоть до формулировок, которыми люди пользуются в своих разговорах. Кроме того, вы слышали, что мои министры непрестанно ошеломляют общественность своими отчетами, в достоверности которых нет сомнений. Что касается лично меня, то я крайне редко буду брать слово — лишь один раз в году по значительным поводам. Поэтому любое из моих заявлений, не только в империи, но и во всей Европе, будет рассматриваться как огромное событие. Государь, власть которого опирается на демократическое основание, должен владеть культурной, однако доступной народу речью. Если это необходимо, он не должен бояться и демагогических приемов речи, поскольку он в своем лице представляет весь народ, и у него должны быть свои пристрастия. Он должен идти народу навстречу, слегка польстить ему и при случае пустить сентиментальность. Ему не стоит заботиться о том, чтобы в глазах образованных людей эти средства не предстали низкими или ребяческими. Народ не посчитает их таковыми, а успех оправдает все. В своей книге я рекомендую государю подражать какому-либо одному великому человеку прошлого и по возможности идти по его стопам.[49] Сходство с историческими личностями производит на массы большое впечатление. В их фантазии ты вырастаешь, уже при жизни приобретаешь место, которое тебе отведут потомки. Кроме того, в жизни этих великих людей ты отыскиваешь аналогии, полезные указания, часто и похожие ситуации, что позволяет сделать ценные выводы. В истории ты отыщешь все важные политические учения; если ты отыскал великого человека, с которым можешь сравнить себя, то можешь пойти еще дальше. Вам известно, что народы любят просвещенных правителей, интересующихся изящными науками, обладающих собственным талантом в них. В этом случае государь не сможет найти лучшего способа занять часы своего досуга, чем, например, написать историю великого человека прошлого, которого он взял себе за образец. Пусть строгая наука осудит эти плоды человеческой слабости. Если монарх — сильная личность, ему простят эту слабость, и она придаст ему даже определенную привлекательность.

Некоторые слабости, даже и некоторые пороки, впрочем, столь же полезны государю, как и добродетели. Вы могли бы распознать истинность этого наблюдения уже по тому, как я прибегаю то к обману, то к насилию. К примеру, не следует полагать, что монарху может повредить его природная мстительность; хотя зачастую и полезно обнаружить мягкость и добросердечие, все же в определенные моменты следует давать выход своему гневу самым устрашающим образом. Человек — это подобие Божие, и божество обнаруживает в творениях своих как жестокость, так и великодушие. Если я намерен погубить своих врагов, я буду топтать их до тех пор, пока они не превратятся в пыль. Люди способны мстить лишь за мелкие несправедливости, им причиненные, против большой несправедливости они бессильны. Об этом я, впрочем, отчетливо высказался в своей книге. У государя есть выбор, когда он прибегает к инструменту удовлетворения своего гнева. Он всегда отыщет судей, готовых пожертвовать своей совестью ради его действий, поставленных на службу его мести или гневу.

Вам не следует опасаться, что народ когда-либо придет в волнение из-за ударов, мною наносимых. Он любит ощущать силу руки, которая направляет его, и ненавидит того, кто выделяется из общей массы, и радуется уничтожению такого человека. Вы должны подумать и о том, как легко люди все забывают. Когда время наказаний прошло, о них почти не вспоминают даже те, кого эти наказания затронули. Тацит сообщает, что в Риме во времена поздней античности жертвы прямо-таки с радостью шли навстречу своим наказаниям. Вы ведь понимаете, что в наше время не идет и речи о чем-либо подобном. Нравы стали довольно мягкими. Высылка из страны, арест, лишение гражданских прав — все это довольно легкие наказания. Разумеется, не обошлось без кровопролития при установлении суверенной власти, не обошлось без нарушения многочисленных прав; однако — и я повторю это — все это забудется. Самый ничтожный шаг монарха навстречу интересам людей, несколько дружелюбных жестов со стороны его министров или чиновников будут восприняты с выражением глубокой благодарности. Если нельзя обойтись без наказаний, проводимых с непреклонной жестокостью, то с той же пунктуальностью следует осуществлять и награждения. И я об этом никогда не забуду. Когда кто-либо окажет услугу моему правительству, он будет вознагражден за это в тот же день. Назначение на должность, вручение знаков отличия, присуждение самых высоких званий станут определенными этапами в карьере тех, кто имеют заслуги в осуществлении моей политики. В армии, в системе управления, во всех общественных учреждениях поощрение будет соизмеряться со степенью преданности служения моему правительству. Вы ничего не говорите по этому поводу.

Монтескье

Продолжайте.