Снова перещёлкиваем частоты, тихо хихикая. Я от скуки встаю в правый вираж вместо левого над мачтами крейсера-урюка.
– 512-й, я Урюк-25.
– Урюк-25, я Сапсан-86, отвечаю.
– А где 512-й?
– (Тихо сатанея) Урюк, ты таблицу связи открыл или просто частоту по памяти выставил?
– А-а-а! Понял тебя, Сапсан. Докладывай, что за информация.
– К северу на расстоянии примерно 70 километров три живца ведут несанкционированную работу. Прошу проверить.
– Какую работу? Какие живцы?
Георгич делает три глубоких вдоха, глядя на меня глазами чайки перед лобовым стеклом.
– Урюк, три корабля ловят севернее вас в 70 км. От досмотра с воздуха пытаются уклониться. Поляки, названия кораблей (диктует три названия). Есть добро с Камчатки на их проверку.
– Стой, стой, я записать не успел… в скольких километрах?
– Тля! Мля! Кля! В
– А направление поточнее укажите на нарушителей…
– Я Сапсан-86, даю координаты… (диктует с листика, подсунутого штурманом), а направление… мы сейчас на них курс возьмём, а вы – на нас пеленг. (По СПУ) Олег, быстро дай Владу курс на нарушителей. (В эфир) Связь заканчиваю, как поняли?
– Сапсан, информацию принял, готовлюсь к подъёму якоря.
В СПУ слышен дружный «Ф-ф-фух-х!» всего экипажа.
– Урюк, а как долго идти будете?
– К вечеру будем…
Тьфу! Вскоре на горизонте снова показывается большая группа ржавых рыбацких посудин. Вовка Половцев молча стучит по стеклу топливомера.
– Остаток, – реагирует вслух Георгич.
– На час плюс на запасной, – отвечает штурман.
– Ладно, по курсу ещё штук 5 осмотрим – и домой.
Снижаемся, осматриваем, забираемся снова на 1000, докладываем на базу о результатах, диспетчеру – об окончании работы и времени прибытия, берём курс домой. Минут через 50 с прямой садимся на почти родную после целого дня болтания над морем анадырскую полосу. Самолёт тоже устал. По крайней мере, пробег метров на 200 меньше, чем накануне. Разворачиваюсь на 180, рулю обратно в торец ВПП, где самолёт «спрыгивает» с бетона на грунт. А вот и встречающий. Он издали рукой с зажатой в ней красной дощечкой размашистым жестом указывает, где нам встать и как рулить, после чего испаряется. Экипаж лихорадочно выключает потребители. Заруливаю. Встаю. Самолёт клюёт носом, и тут же Половцев выключает двигатели. Открываю форточку. Тишина. Через пару минут начинают проявляться звуки. Мой экипаж быстренько выскакивает в открытую дверь размять затёкшие ноги. Последним на выход солидно идёт Георгич. Возле двери натягивает знаменитую потёртую куртку, такую же потёртую, но «аэродромистую», с лаковым козырьком, фуражку и оборачивается.
– Влад, а ты какого … сидишь? Иди, зачехляй самолёт.
– Устал я, командир. Как собака… (язык еле ворочается во рту). Георгич несколько секунд смотрит на меня и смягчается.
– Да ладно тебе… Обычный полет.
КомиссарРекс Момент истины
Когда-то давно над главным входом в это учебное заведение блистала гордая надпись: «Академия министерства безопасности». Потом работяги, матерясь, заменили латунные буквы, и все желающие смогли прочесть: «Академия Федеральной службы контрразведки». Прошло ещё немного времени, и те же работяги поотдирали на хрен всё лишнее, и в результате осталось предельно лаконичное: «Академия». Всё. Переименования нам теперь до одного места. Кому надо – тот и так знает, что за слушатели здесь обучаются.
Кстати, на территории Академии находится памятник этим самым слушателям. Барельефная группа посвящена, по всей видимости, неудачной сдаче сессионных экзаменов. Порядком изувеченные острыми осколками гранита науки, молодые люди взирают на учебный корпус. Один из них уже принял с горя и лежит, с трудом поднимая голову, остальные поддерживают самого грамотного, который пишет на стене: «
Группа получила задание одно на всех, и оценят всех тоже одинаково. Оценку будет ставить «слон», в его роли обычно выступает отставной препод, зачастую с богатым оперативным прошлым. Слона предстояло идентифицировать, провести по маршруту, в момент оставления закладки задержать, допросить, расколоть и составить протокол. Всё. Как в учебниках или «Аквариуме» Резуна (скорейшего ему возвращения на Родину). Единственной видимой проблемой было то, что действовать на всех этапах требовалось реалистично и одновременно корректно, дабы не травмировать дедушке ни психику (своим непрофессионализмом), ни его весьма бренное тело (усердием при захвате).