Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы

Главный инженер части полковник Старов отстранил застывшего в оцепенении Окорочкова и с любопытством обошёл воняющую краской тумбу, поглядывая на неё с известным сомнением – очень уж это не походило на агрегат, потребляющий 10 литров спирта в месяц. Но Аладушкин это предусмотрел – на одной из сторон тумбы прямо на краску была посажена бирка: «Агрегат ПУСФ-11. Инв. N 4101513. Отв. к-н Королёв».

– А как он работает?– заинтересованно спросил Старов.

И тут наступило второе потрясение: Аладушкин поднял валяющийся на полу провод с вилкой, вставил в розетку– и из тумбы послышалось ровное гудение и шелест невидимых лопастей, а изо всех щелей стал со свистом выходить тёплый, а потом и горячий воздух.

– А-а-а! – понимающе протянул Старов. – Ну ладно, с этим ясно, пошли дальше.

Комиссия мирно удалилась, а мы вышли на крыльцо. Светило неяркое полярное солнце, вонял свежей краской «ПУСФ-11», с соседнего здания выкрикивал в наш адрес ругательства и угрозы начальник четвёртого отдела майор Герцен, утверждавший, что наши солдаты спёрли у него тепловентилятор из комнаты отдыха.

Спирт астрономо-геодезического пункта был в очередной раз отвоёван.

Юрий Ветринский Зеркало души

(из цикла «Будни АГП»)

Лейтенант Нестеров распределился на наш заполярный астрономо-геодезический пункт из ростовского высшего командно-инженерного училища ракетных войск. Как и все выпускники Ростова, Юра Нестеров обладал необыкновенными свойствами – в его случае это выражалось в удивительном умении спать в самых неподходящих для этого местах и позах. Юра спал сидя и стоя, Юра спал в нарядах и дежурной смене, Юра спал с женой начальника второго отдела, а когда его жена прознала об этом – в агрегатной на техническом здании АГП, рядом с работающими электромашинными усилителями. Тот, кто знает, как визжат установленные на специальные фундаменты электромашинные усилители ЭМУ, ворочающие тяжёлую антенну, согласится, что Нестеров был личностью, в некотором роде замечательной.

Ясное дело, когда такая замечательная личность попадала после смены на плановые занятия по политической подготовке, проходившие в клубе по вторникам, счёт на переход в бессознательное состояние шёл даже не на минуты – на секунды. Едва начпо части полковник Опрышка взгромождался на трибуну, зрачки Юры закатывались, а голова начинала совершать возвратно-поступательные движения вперёд-назад, издавая тихое мелодичное посвистывание. В момент, когда Опрышка открывал свежий номер КВСа,[23] голова Юры стабилизировалась в вертикальном положении, но веки смежались, а свист переходил в сбивчивое всхрапывание. При зачитывании темы очередного занятия всхрапывание переходило в устойчивый храп, причём храпел Нестеров совершенно специфическим образом, один в один схожим со шпионским храпом Карлсона из книги Астрид Линдгрен: «Хо-до, хо-до» (до встречи с Юрой я считал шпионский храп выдумкой великой писательницы).

Полковник Опрышка, как большинство политрабочих, привык слушать, в основном, только себя, и на шпионский храп не реагировал, но Юрины закрытые глаза и открытый рот постоянно привлекали его внимание, когда он отрывался от КВСа, и Нестерову доставалось почти на каждом занятии. Причём после порции нотаций на тему «Товарищ лейтенант!» неизбежно возникала тема «А кто его командир?», и Опрышка поднимал майора Герцена, к отделу которого по прихоти кадровиков был прикомандирован личный состав АГП.

– Это не мой лейтенант, я его вообще не знаю! – открещивался от Юры хитрый Герцен. – У него свой начальник есть!

И Герцен втихаря показывал на невозмутимо сидящего рядом с ним начальника АГП майора Окорочкова.

– Вот вам, товарищ Герцен, и кандидатура для стенда «Тормоз перестройки»! А то месяц не можете никого вывесить! – бушевал начпо, обличительно тыча пальцем в Нестерова.

– Так точно, товарищ полковник! – мгновенно вспоминал Юру беспринципный Герцен. – Завтра же фотография будет на месте! Нестеров, слышали, что я сказал?!

– Не будет этого!– тихо, но непреклонно ронял Окорочков, поклявшийся, что ни один из его офицеров не будет висеть у Герцена в отделе под надписью «Тормоз».

И так вторник за вторником с незначительными вариациями.

Александр Васильевич Окорочков, конечно же, не спускал Нестерову его выходки. Он пытался ставить Юру в наряды по понедельникам, чтобы тот не попадал на политзанятия – помогало слабо – нарядов было меньше, чем политзанятий. Он глядел на Юру укоризненным взглядом – Юра переживал, литрами пил чёрный кофе и настойку элеутерококка – и снова засыпал. Наконец, после очередной разборки в клубе, терпение Окорочкова закончилось.

– Юрий Иванович, ну сколько можно, в самом деле! – огорчённо пробормотал он, задумчиво рассматривая носки нестеровских ботинок.

Потрясённый нагоняем, Юра неделю ходил сам не свой, а в пятницу публично поклялся священным для агепешников числом «7», что больше «Алмазова» не подведёт.