Прииск работал нормально – план перевыполняли, уже год не было ни одного серьёзного ЧП ни на производстве, ни в посёлке. И вдруг Бобом всерьёз заинтересовались «органы». Возвращаться на Колыму, тем более под охраной, как-то не хотелось. И в чем подозревают – непонятно. Хотя, с этим-то как раз в те времена было просто: мало ли кому на ногу мог наступить. Одна анонимка – и ты уже лагерную баланду хлебаешь…
Порасспросил Боб знающих людей, собрал всё, что надо в дальнюю дорогу, и приготовился к аресту. Хотя, как к этому приготовишься! Несколько ночей не спал, вздрагивал от каждого шороха…
– Знал бы ты, как я тебе завидую, студент, – как-то заявил Боб за бутылкой вина на моем золотом участке, – вот ты во все горло орёшь, что Брежнев из ума выжил, а у меня аж все внутренности вниз опускаются от страха, оглядываться начинаю… А чего, кажется, в мои годы уж и бояться-то? Нет, пока наше, насмерть испуганное поколение целиком не вымрет, никаких перемен в этой стране не будет. Вся надежда на вас, щенков.
Вызвали, наконец, Боба «куда следует» и дали три дня, чтобы разобраться, почему за последние два месяца постоянно снижается средняя пробность сдаваемой прииском платины.
Это было, как гром среди ясного неба. Десятилетиями добывали здесь платину и каждому мальчишке было известно, что она практически не содержит примесей. Значит, действительно диверсия!
Три дня Боб проверял всю цепочку от драги и промприборов до посылочного контейнера, сам чуть не по зёрнышку перебрал под микроскопом отправляемый металл, но из города сообщили, что проба стала ещё хуже. Двое в штатском буквально ходили за ним по пятам, даже в туалете велели дверь не закрывать, так что если бы ему пришла в голову мысль покончить с собой, то это вряд ли удалось бы сделать.
Спасла Боба, да и не только его одного, обыкновенная женская болтливость.
Кроме добытой на прииске, контора принимала платину от старателей, семьями или в одиночку намывавших её на отработанных полигонах или по мелким ложкам, в которые не залезешь ни с драгой, ни с громоздким промывочным прибором. По инструкции было положено весь старательский металл проверять, а инструкции тогда выполнялись неукоснительно. Лаборантка рассыпала сдаваемую платину ровным слоем и капала из пипетки царской водкой на каждое зёрнышко. Если через полминуты кислота не запузырилась, не запенилась, значит металл чистый. Не было случая, чтобы кто-нибудь принёс засорённый шлих – в посёлке вряд ли можно было найти такого человека, кто бы не отличил платину от других тяжёлых минералов.
В этот день лаборантка уже заканчивала приёмку у последнего старателя – старого лысого деда с перепутанной, заплесневелой бородой, от которого за полверсты разило ядрёным потом и недостоявшей брагой. Убедившись, что пузырьков нет, она уже хотела ссыпать платину в чашку, но не успела – позвали к телефону «по срочному делу». Потом, на перекрёстном допросе и очных ставках выяснилось, насколько срочным было это дело – просто болтали о том, о сем с подружкой почтальоншей. Целых пять с половиной минут! И это в рабочее время! Когда она вернулась, то не поверила своим глазам – все до одной капельки кислоты вскипели.
Деда, конечно, сразу взяли «под белы ручки». На допросе он рассказал, что, копаясь в огороде, наткнулся на кусок старого то ли жернова, то ли диска от какой-то машины. Отволок его на межу и бросил. От удара об камень от этой штуки откололся небольшой кусочек и как-то знакомо блеснул на свежем сколе. Дед заинтересовался, ударил обухом кайлушки и осколок рассыпался на мелкие зёрнышки, похожие на шлиховую платину.
В первый раз он добавил к намытой им на проходнушке платине всего пару зёрнышек. Пролезло. Добавил ещё десяток. Приняли. Ну а в тот день, когда его застукали, в принесённой им в контору чекушке вообще не было ни одного зерна платины.
Деда, конечно, посадили. Ни в посёлке, ни в суде никто не поверил, что человек, который сызмальства промышлял старательством, не смог отличить платину от зёрен какого-то там, как сообщили «органы», легированного чугуна. Самое интересное, что Боб божился: не бывает такого чугуна, который две минуты мог бы сопротивляться царской водке.
Самое большое в своей жизни открытие Боб сделал, когда его впервые понизили не до геолога или техника, а до рабочего четвёртого разряда. Про крупное месторождение золота, которое он нашёл чуть ли не в самом геологическом посёлке экспедиции, до сих пор пишут, что оно относится к новому, неизвестному ранее, «нетрадиционному» типу. Это была настоящая слава с многочисленными интервью в газетах, на радио и телевидении, с вояжами в столицу края и Москву, с очередной цистерной коньяка…
Только значок первооткрывателя месторождений так и не довелось Бобу поносить. Убили его. Ножом. По дороге домой. Не знаю, кому мог перейти дорогу этот добрейший, весёлый и жизнерадостный человек?