Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

Он делал портрет ее и ее сестер, когда они недавно приезжали в Бостон, – сказал я, кивая в сторону дагеротипа, который как ни в чем не бывало стоял на каминной полке. – Все говорят, что его особенно заворожили остроумие и бурный темперамент Луи.

Тут на меня неожиданно нахлынуло непреодолимое чувство собственной вины.

– Только вчера, – со стоном продолжал я, – Лиззи и Мэй заговорили о том, что им может грозить опасность, а я беспечно заверил их, что эти страхи безосновательны. Возможно, если бы я только воспринял их тревоги всерьез…

– Держите себя в руках, дружище, – сказал Фаррагут. – Вам не в чем себя винить. Мы должны действовать, и по возможности быстро, если хотим спасти девочку от этого исчадия ада. Кто знает, какие ужасы он еще задумал?

– Вы точь-в-точь повторяете мои мысли, – сказал я, с дрожью вспоминая отвратительные образы, промелькнувшие перед моим внутренним взором до приезда Фаррагута.

– Первым делом надо известить шерифа Дрисколла, – сказал Фаррагут. – Он живет в городе. Пойдемте – тут мой экипаж.

Схватив мою руку, Фаррагут потащил меня к своей повозке. Когда он забрался на сиденье, я проворно уселся рядом с ним. Вытащив хлыст из приспособленного сбоку медного кольца, доктор щелкнул им над крупом своей лошади, которая мигом пустилась рысью в сторону Лексингтон-роуд.

Когда мы мчались по разбитой дороге, доктор Фаррагут, чей голос прерывался от подпрыгиваний коляски, сказал:

– Ответьте мне на один вопрос, По. Отчего вы были так уверены, что Герберт мертв?

– Его труп опознал доктор Марстон – по мосту, который сам же и устанавливал, – громко ответил я, стараясь перекричать дребезжание коляски. – Я могу лишь предположить, что они работали сообща. Возможно, они пытались надуть страховую компанию в духе истории, которую вы сами рассказывали мне накануне.

– Умно, очень умно, – сказал доктор Фаррагут.

– Да, – ответил я, – теперь несомненно, что Баллингер не просто, а дьявольски хитер.

– Нет-нет, – сказал Фаррагут, – я имел в виду вас, дорогой По. Это ваш ум действительно поразителен.

Было что-то в высшей степени необычное в тоне, каким это было произнесено, – довольная и веселая нотка, абсолютно неуместная, учитывая серьезность сложившегося положения. Обернувшись, я мельком взглянул в лицо старого доктора. Однако даже при ярком лунном свете мне не удалось прочесть написанное на нем выражение.

В этот момент Фаррагут натянул поводья, заставив коляску так резко остановиться, что меня чуть не сбросило с сиденья.

– Проклятье! – вскричал Фаррагут.

– Что, что случилось? – воскликнул я, с трудом удержав равновесие.

– А вы не чувствуете? – сказал Фаррагут. – Лошадь прихрамывает. Должно быть, камень попал под копыто.

– Я ничего не почувствовал, – ответил я.

– Скорее, По, – сказал Фаррагут, пропустив мое замечание мимо ушей. – Нельзя терять время. Спрыгните и посмотрите, если вас не затруднит.

Спрыгнув с коляски, я подбежал к лошади и, присев на корточки, внимательно осмотрел копыта. Они были в порядке. Лошадь стояла спокойно, ровно, по всей видимости не испытывая никакого неудобства.

В это мгновение я заметил, что доктор Фаррагут спустился с козел и стоит прямо передо мной.

– По-моему, все нормально, – сказал я. Повернув голову, чтобы взглянуть на доктора, я удивился, что он как-то странно сжимает в правом кулаке хлыст, держа его задом наперед, так что деревянная рукоятка торчала в его руке, напоминая полицейскую дубинку.

– Простите, По, – сказал он. – Знаю, у вас был сегодня трудный день. Но, как я всегда говорил об идиотской поэзии этого кретина Марстона, чем дальше, тем хуже.

– Что?! – воскликнул я, начиная подниматься.

Но мне так и не удалось этого сделать, потому что в тот самый миг Фаррагут высоко занес хлыст и яростно обрушил его на мою голову.

Попав прямо на рану, полученную утром, удар вызвал ослепительную вспышку боли и заставил меня упасть на четвереньки.

Мучительно страдая, чувствуя, что меня вот-вот вырвет, я все же не потерял сознания. Впрочем, оставаться в этом состоянии мне пришлось недолго. В следующий же миг нападавший нанес новый удар, на сей раз коварно пришедшийся мне по затылку.

Издав стон, я взмахнул руками и повалился на дорогу. Все застлала тьма, в которую чувства канули с безумной стремительностью, как душа – в Аид.

Тишина и мертвенный покой ночи стали моей вселенной.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Сознание возвращалось ко мне по частям. Сначала я ощутил движение и звук – смятенное биение собственного сердца, отдававшееся в ушах. После чего все тело стало покалывать. Затем появилось сознание того, что я существую, без единой мысли – состояние, длившееся довольно долго. Затем – одновременно с дрожью ужаса – меня пронзила мысль, искреннее желание понять, где я и что со мной. Затем душа встрепенулась, словно просыпаясь, и на меня нахлынули воспоминания о всех событиях, случившихся со мной, вплоть до злодейского, трусливого и совершенно необъяснимого нападения доктора Фаррагута.