Разговорный жанр

Вот видишь. И этим своим ответом ты пытаешься в меру своих скромных возможностей поставить меня на место. Ну, да ладно… Выйдем, Зайцев, на улицу, сядем в трамвай, посетим ресторан, отправимся в твою контору, что мы услышим? «Вам кого?» «Уже закрыто!» «Колбасы нет и не будет». «Не вздумай опоздать». «Извините!» – это мне говорят, отодвигая в сторону на целый метр или вдавливая в толпу. Да, Зайцев, это надо признать – в конце второго тысячелетия, на восьмом десятке революции общение в нашей стране на всех уровнях сделалось настороженно-пренебрежительным. Человек покидает свою квартиру, сжимаясь и готовясь к отпору, будто он входит в дикие джунгли, наполненные ядовитыми змеями, кровожадными хищниками, ненасытными людоедами. Вхожу в учреждение, оставив на пороге и достоинство, и образование, и здравость мышления – все это может только повредить. Я замираю от ужаса, поднимая руку, чтобы остановить такси… «Простите, сэр, не кажется ли вам, что сегодняшняя погода может испортиться?» – «Действительно, боюсь, что вы правы… У меня такое ощущение, что ветер усиливается». – «Надеюсь, вы не сочтете меня назойливым, если я предложу вам свой зонтик?» – «Очень благодарен, вы меня просто выручили…» И так далее. Нам такой разговор кажется не просто чужим – чуждым! И самое страшное – он кажется нам глупым. Нам и в голову не приходит, какие пласты культуры, воспитания, сколько уважения к ближнему должен усвоить человек, прежде чем заговорить вот так. Мы уверены, что с людьми можно обращаться проще. «Машка, хватит выкобениваться, пошли на сеновал!» – «Вот хитрый, уже и уговорил». Эти слова только потому и стали анекдотом, что попали в точку.

– Продолжай, я внимательно тебя слушаю.

– Подчеркнуто вежливая речь стала чем-то вроде издевки. К ней прибегают смеха ради, куражась и юродствуя. Ее можно услышать только со сцены.

– Ты хочешь сказать…

– Да, Зайцев, да! Вспомни, как выражались убийцы в квартире бедной Тани Лесницкой… «Вы должны согласиться, Танечка…» «А не кажется ли вам…» «У меня складывается впечатление…» Так никто не выражается. Эти слова можно произносить, только играя. Убийцы прибегали к этим словам, чтобы не произносить своих. У них не нашлось сил произнести свои.

– Пожалуй, в этом что-то есть…

Подобные слова нельзя произнести вот так легко и беззаботно, если к ним не привыкаешь. – Ксенофонтов встал, прошелся по комнате, остановился перед Зайцевым. – Но где у нас пользуются подобными церемонными, вычурными, опереточными оборотами? На сцене. Только там они уцелели, выжили, сохранились, но, к великому моему сожалению, стали пародийными. Таким образом, я заподозрил, что убийцы – это люди, для которых слово если не профессия, то что-то вроде этого. У них неплохо подвешен язык, они наверняка брали уроки дикции. Разве ты не понял, что их разговор ненастоящий? Они играли, Зайцев, они играли. Бедная девочка даже не почувствовала фальши, не поняла, что имеет дело с представителями разговорного жанра.

– Но магнитофон включила.

– Скорее по привычке. Она их не ждала. Видно, было какое-то мимолетное знакомство до концерта, после концерта… Но ребята оказались цепкими.

– Почему ты решил, что они нездешние, что они гастролеры?

– Из их разговора. Вначале я сообразил лишь, что в нашем городе так не говорят, и только потом до меня дошло, что так вообще не говорят. И тогда я засел за газеты. Какие гастроли, каких групп, в каких городах и с каким жанровым разнообразием проходили в последнее время. Причем меня интересовали только те группы, которые побывали в нашем городе.

– И ни разу не ушел в сторону, ни разу не потерял след?

Терял, – сокрушенно признался Ксенофонтов. – Меня сбила с толку простая вещь… они совершили убийство, когда выступали уже в соседнем городе. А я по невежеству искал убийц среди тех трупп, которые были в городе именно в день убийства. Но все-таки вышел на верную тропу – побывал на нескольких концертах, кое-что записал, прослушал, сопоставил… Я только после этого предложил тебе поразвлечься. По-моему, неплохой был концерт, как ты думаешь?

– Да, действительно… – Видно было, что Зайцеву трудно подобрать нужные слова. – Прости, сэр… Если позволишь, отныне буду обращаться к тебе только так?

– И на «вы»! Иначе «сэр» становится кличкой. А впрочем… Это будет слишком ко многому меня обязывать. Я ведь тоже не смогу произнести подобающим тоном: «Настенька, милая…» Я тоже груб и неотесан, – печально закончил Ксенофонтов.