Разговоры на песке. Как аборигенное мышление может спасти мир

Так я привязался к этой семье, которая стала центром моей жизни. В Кейп-Йорке я прожил дольше, чем где бы то ни было ранее. Когда я уезжал на разные временные работы на юг, я брал с собой членов семьи, благодаря чему они получали доступ к качественному образованию и услугам, которых не было в их родных краях. Приличной работы там тоже не было, поэтому папа Кенлок сказал мне, чтобы я уехал и использовал свои знания для «борьбы за права и культуру аборигенов».

Периодически я отправлялся работать с группами и общинами аборигенов по всей Австралии, покидая на долгое время своих детей, их мать и всю свою расширенную семью. Я обрел новые знания, но заплатил за них высокую цену. Я должен был много работать и учиться, чтобы содержать детей и членов расширенной семьи, но мне также нужно было жить и расти в моей культуре. Это важные вещи. Никто не может делать то и другое, не нанося ущерба отношениям с самыми важными для себя людьми. Впоследствии это стоило мне брака. Я пропустил много похорон и дней рождения и стал отрицательным примером в своей общине: «Слишком много работы и учебы – нехорошо, смотри, станешь, как братец Тай».

Но то, что я приобрел, было важно для меня. Большую часть этого времени я жил в буше и налаживал тесные связи со старейшинами и хранителями знания по всей Австралии, которые многое рассказали мне о старом Законе – Законе земли. Я работал с языками аборигенов, в школах, экосистемах и исследовательских проектах, занимался резьбой по дереву, участвовал в деятельности благотворительных обществ и изучал тропы песен.

В своих путешествиях я увидел, что нас заземляют и поддерживают в равновесии не вещи, а то, как мы поступаем. Поэтому я стал искать слова и образы для выражения форм мышления, бытия и действий аборигенов, которые обычно не видны, поскольку оказываются в тени экзотических предметов и ритуалов. Я начал излагать эти идеи на английском языке, чтобы их могли понять другие люди и чтобы наш собственный народ мог их отстаивать; опубликовал несколько работ, попутно получив магистерские и докторские степени. Я стал писать статьи в этом ключе вскоре после того, как переехал в Мельбурн, чтобы пожить и поработать в городе, в котором родился. Меня попросили написать книгу, основанную на статьях, созданных в то время, – вот я за нее и взялся. Я пишу эти строки неподалеку от места своего рождения и попутно пытаюсь приспособиться к городской жизни и разобрать тот бардак, который я устроил в последние пять десятков лет.

Как я уже говорил, это не вдохновляющая история о спасении или преодолении невзгод. Моя жизнь – это не история успеха, а сам я вовсе не образец для подражания, не эксперт или что-то в этом духе. Я по-прежнему пассивный, полный противоречий мальчик, которого ужасает окружающий мир, хотя теперь противовесом выступает спокойствие и благоразумие, которое моя семья с таким трудом во мне воспитала. Благодаря этому я продолжаю жить – равно как и благодаря сети отношений и культурных связей, обязательств по всему континенту, которые требуют, чтобы я выказывал заботу и уважение к миру. Ну или старался выказывать – у меня не всегда получается. И всё же многие люди проявляют заботу и оберегают меня, несмотря ни на что: когда я в пути, мне везде предоставлены кров, пища и рассказы. Моя женщина, дети и община поддерживают меня, а я поддерживаю их. Я знаю, кто я, где мое место, как меня зовут, и этого вполне достаточно.

Однако когда я нахожусь вдали от своей общины и встречаю людей, которые хотят видеть во мне инородца, то часто не могу решить, как себя назвать. Порой мне приходится использовать слово бама[4], как того требуют начальники на юге. Я-то знаю, что оно означает просто «мужчина», и произношу его скорее через «п», чем через «б», но это мало кого волнует. Равно как и то, что в моей общине люди называют себя пама, только желая возвестить в преддверии схватки о своей мужественности: Ngay pama! – «Я мужчина!». Не имеет значения и то, что на самом деле я не прошел инициацию, то есть в свои сорок семь всё еще обладаю знаниями и статусом четырнадцатилетнего подростка. Д'oма на том месте, где прежде совершались обряды посвящения, построили бассейн, поэтому они там больше не проводятся. Но если, находясь в Риме, я пытаюсь вести себя как римлянин, то становлюсь бама: из-за этого, когда я кому-то представляюсь, мне не остается ничего, кроме как разбивать свою идентичность на удобочитаемые составляющие.

* * *