Разговоры о кино

— Надо напомнить, что я родился в Советском Союзе, и до юности жил в Советском Союзе, и был внутри советской культуры, ничего вне её не видел и не знал, да и не желал видеть и знать. Конечно, писателем мне хотелось стать в этаком советском формате. Я по-хорошему завидовал настоящим писателям. Это были плотные, крепкие дядьки с пузами, они ходили в свитерах и брюках, съезжались в каких-то домах творчества и жили там целыми месяцами. Днём писали, вечером гуляли по сосновым рощам, общаясь друг с другом. Они встречались с благодарными читателями. Они разговаривали про литературу с редакторами и критиками. Раз в три-четыре года у них выходила новая книга. Их возили во всякие интересные места: то на Байконур, то на Байкало-Амурскую магистраль. Я тоже хотел так жить и работать, и чтобы меня везде возили и всё мне показывали. Когда я, наконец, стал писателем, сработала инерция, и я сдуру вступил в Союз писателей — то ли Союз писателей России, то ли Союз российских писателей. На кой чёрт мне это сдалось? Не знаю. Видимо, я завершил гештальт.

— А какой-то образ будущей книги у вас был? Допустим, представляли ли вы, приходя в книжный магазин, что вот здесь может быть ваша книга? Какая она будет, какая у неё будет обложка?

— Нет, это было совершенно невозможно. Во-первых, в детстве я любил фантастику, писал фантастику и думал, что буду писателем-фантастом, а фантастика в Советском Союзе в книжных магазинах не продавалась. Это бы страшенный дефицит — только из-под прилавка. Так что своих книг на полке не воображал, как не видел книг других фантастов. А в 90-х, когда я уже формировался как личность, мне было не до книжных магазинов, и я вообще не уверен, что книжные магазины тогда были. То есть, ощущения своей книги в магазине у меня никогда не было. Но это и не важно.

— А что именно привлекало вас в фантастике: приключения, идеологический строй, оптимизм? Почему именно фантастика?

— В первую очередь — выход за все пределы: за пределы своего маленького городка, своего жизненного опыта, за пределы планеты и законов физики. В общем, жажда свободы, жажда сказки, жажда романтики — всё это и воплощалось в фантастике.

— Понятно, что когда шесть-десять лет — это всё ещё неосознанно. Но когда тебе уже четырнадцать-пятнадцать лет, то начинаешь понимать, что ты выбираешь стезю на всю жизнь. В этот момент вы продолжали думать о том, что будете писателем?

— Я думал об этом всегда. Как в том анекдоте про солдата-новобранца, который всегда думает о бабах. Я всегда писал, все десять лет в школе всё время что-то писал-писал-писал. И, разумеется, после школы я хотел поступить в институт, где учат на писателя, но узнал, что в литературный институт так не поступают. Ну, и пошел туда, где мне казалось более-менее близко к писательству: на факультет журналистики Уральского университета в Свердловске. С этим я попал пальцем в небо, то есть пролетел полностью мимо кассы. Но, тем не менее, основным мотивом поступления на журфак было желание стать писателем.

— Как я понимаю, Вы жили в Перми, и потом был переезд в Ёбург? Можно сказать несколько слов о том, чем отличаются эти два города? Я знаю, что это совсем разные вселенные, но для многих людей из Москвы Екатеринбург, Пермь, Владивосток, Вологда — это какой-то один большой провинциальный город, который находится где-то за МКАДом.

— Эти города очень сильно отличаются. В конце 80-х, когда я переехал, они были примерно одинаковые по размеру и по внешнему виду, но уже тогда различались ментально. Пермь — город патерналистский. Здесь нужно, чтобы у тебя был хороший начальник, хороший хозяин, который решает за тебя, как тебе жить. А ты живёшь чинно, мирно, благородно, трудишься, думаешь о возвышенных вещах и так далее. В общем, живёшь по принципу «вот приедет барин — барин нас рассудит». Пермь очень добродушный, миролюбивый город, представляющий из себя эталон российской провинции. Эдакая столица провинций.

А Екатеринбург, тогда Свердловск, был совсем иной. Он был жёсткий, он был динамичный, он был агрессивный. Но в этом городе ты всегда за себя решал сам, у тебя никакого хозяина не было. И когда я переехал из Перми в Екатеринбург (Свердловск), я понял, что по натуре по своей мне более органичен Свердловск, там я чувствую себя дома. Иметь какого-то хозяина, который за меня решает, мне не приемлемо. Я сам могу решать. И поэтому как личность я состоялся именно в Екатеринбурге (Свердловске).

— А к рок-музыке в то время Вы имели какое-то отношение? Может, как слушатель?