Разговоры о кино

Д.К.: Нас устраивает, скажем, так. Но это не наше кино получилось, это получилось кино Карена. Он добавил свою интонацию. Наш сценарий был немного с другой интонацией. Он был более лёгкий и ироничный. Там не было пафоса, в хорошем смысле этого слова, который может быть в этой истории и нужен, но мы с Алёной его не любим и избегаем его категорически. Кажется, что если всё это опустить и приземлить, проще рассказать без выхода на какие-то глобальные вещи, то в итоге катарсис будет больше. Понимаете, что я хочу сказать?

А.М.: Да, я понимаю. А в какой ситуации вам проще работать: в той, когда вы своё приносите и отдаёте, как было в фильме «Я остаюсь» или в ситуации обратной, когда скажем, Тодоровский пришёл к вам со своей идеей, со своим миром.

Д.К.: Нет-нет, там не так было. Идея была его, но мир был наш, мы придумали этот мир. Он пришёл и сказал, что хочет снять кино про киношников 60-х годов по воспоминаниям, когда он был молодым, про отца, его друзей и чтобы главный герой был не режиссёр, а оператор. Это всё, что он сказал. Дальше мы придумали пилот, героев и уже по этому пилоту начали вместе обсуждать и пытаться в его идею привнести свой мир. И потом он подключился и начал наш мир — редактировать, который мы пытались создать под его идею. Когда мне хочется какую-то идею воплотить, я всегда пишу пилот, просто для себя. Очень часто слышу: «Бесплатно ничего не пишите!», — бред полный. В Америке все всегда пишут пилоты бесплатно, если они горят этим проектом и хотят, чтобы их проект осуществился. Надо чтобы увидели продюсеры, что у вас нормальный серьёзный проект. Когда я пишу пилот, то во время его написания уже для себя понимаю, хочу ли я полгода, год жизни, а если снимать, то все полтора, потратить на эту историю. Иногда получается, что я пишу, пишу пилот, а потом на середине останавливаюсь и просто заканчиваю с этой историей и начинаю думать над новой. Потому что понимаю, что не загорюсь, что это не то чему я хочу посвятить, столько времени своей жизни.

А.М.: А скажите соавторство с режиссёром в «Оттепели» — это был единственный случай?

Д.К.: Но раньше мы всегда так работали, до того, пока несколько наших сценариев не были так чудовищно воплощены, что мы в ужасе пошли сами учиться на режиссёров, чтобы другие режиссёры не портили наши сценарии. А чтобы так плотно, как с Тодоровским в «Оттепели», то это единственный проект. Раньше мы писали и просто отдавали режиссёру.

А.М.: Я смотрел, как работали сценаристы с режиссёрами в советское время. Гребнев очень интересно об этом рассказывал, что режиссёр придумывает, а сценарист записывает. И про Габриловича говорили, что «старик придумывать не любил, но записывал волшебно». Обычно, как это бывает? Режиссёр произносит: «Представляешь, я в детстве…» И начинает какую-то байку придумывать. А ты сценарист уже дальше как-то докручивай. Садишься и думаешь: «А что с этими воспоминаниями делать?» А он потом говорит тебе: «Ну, что ты там записал? Я же всё придумал». Я это всё обдумал и понял, что неправильно от этого всего отмахиваться. Вот, например у Гуэрра, я его очень люблю и, на мой взгляд, он самый величайший сценарист в мире, в его книгах, в его стихах во всём, что он писал, кроме кино, там образная система очень… маленькая, совсем небольшой набор образов, который естественно очень глубоко вскопан, взрыт эмоционально. Но когда он работал в соавторстве с Феллини, с Антониони, с Ангелополусом, он становился как бы пустым сосудом и весь пропитывался системой образов режиссёра. И начинал из режиссёра вытаскивать то, что сам режиссёр из себя вытащить не мог. И в итоге получалось так, что когда Феллини писал с Гуэррой, это был больше Феллини, чем Феллини без Гуэрры. Когда Гуэрра работал с Антониони, то это был больше Антониони, чем Антониони без Гуэрры. Мне интересно, было ли у кого-нибудь такое?

Д.К.: У нас такого опыта не было. Только на «Оттепели» с Тодоровским — полтора года плотной работы, там было именно то, о чём вы говорите. Начиналось собрание с рассказов о детстве, о 60-х годах, каждую написанную серию препарировали, переделывали в зависимости от воспоминаний режиссёра. Но больше такого не было.

А.М.: Если так, то абсолютно логично, что вы потом пришли к режиссуре. Был какой-то момент, после которого вы сказали: «Посмотрели кино? Всё, больше я вам свои идеи насиловать не дам»?