— Согласен с Вами. Мне кажется, настоящее серьезное кино сейчас уходит в сериал. Я имею в виду именно драматический сериал, а не скетчком и не «мыло». Большие фильмы, блокбастеры, уже ювенильны по адресату, они становятся просто носителями для спецэффектов и производятся для подростков. Если режиссер хочет вести со зрителем обстоятельный разговор на сложную тему во всеоружии средств художественной выразительности, он предпочтет делать сериал, а не обычный фильм. Поэтому главное художественное достижение — доведение постмодерна до логического конца — было сделано именно в формате драматического сериала.
В принципе, новый формат, когда художественное произведение сложено из нескольких парадигм, может существовать и в виде обычного фильма. Взять, например, «Стиляг» Тодоровского. Здесь та же самая конструкция. Сложены два жанра — мелодрама и социально-критический, и перемножены, во-первых, на изысканную визуальность 21-го века, во-вторых, на советский рок. Это вовсе не традиционный историзм. Реальные стиляги не были такими пёстрыми и яркими, как попугаи, а реальная жизнь того времени не была такой тотально сизо-серой. И реальная музыка тех времен — вовсе не композиции «Наутилуса», «Чайфа» или «Ноля». Так что «Стиляги» — пример формата драмсериала, но в виде обычного фильма. Насколько я знаю, в прокате фильм прошёл не очень хорошо, потому что этот формат не «кинотеатровый». А вот «Оттепель», которая сделана примерно так же, была куда успешнее, потому что Тодоровский сделал долгое многосерийное кино — то есть полноценный драмсериал.
— Что касается Америки, там авторами сериалов всё-таки считаются сценаристы, а не режиссёры. Если говорить о «Breaking Bad» («Во все тяжкие»), то мы знаем, что это Vince Gilligan (Винс Гиллиган), а кто снимал, какие режиссёры мы не знаем, потому что каждую серию снимали разные. Мне интересно, как у Вас получалось переходить от книги к написанию сценария? Книга — это один язык, потом Вы переходите совершенно на иной язык, где нужно словом, текстом дать картинку, а это всё равно, что танцевать об архитектуре. То есть через один язык Вам нужно дать совершенно другой язык. Понимаете? Вот здесь Вы со своим сценарием, а где-то там текст и корреляция между этим и тем, она непрямая. А когда пишите книгу, Вы прямиком в голову читателю без всяких посредников всё вкладываете. Какие были сложности, и какие были открытия на освоении нового языка?
— В этом для меня не было сложностей, похоже, мне просто повезло. Видимо, я своей природой оказался под это заточен. Во-первых, у меня классическое образование, и я склонен к классической драматургии: завязка, действие, кульминация, развязка. Современная литература всё это отбросила, а вот я без этого не могу. Однако образцовая драматургия по-прежнему востребована на экране, поскольку она — самая наглядная и внятная.
Во-вторых, по образованию я искусствовед. Я поступил на журфак, потом понял, что это не моё, и бросил его и решил получать образование, которое больше означало бы широкую эрудицию, чем узкую специализацию, и поступил на искусствоведение. Конечно, я хотел разбираться в искусстве, но ещё меня заворожил язык искусствоведения. Как искусствоведы словами могут описывать картину, скульптуру, архитектуру — это же удивительно! Благодаря искусствоведению, мой язык стал, скажем так, зрелищным. Я всегда вижу картинку, которую описываю. Это очень помогает, когда работаю над сценарием. В итоге мои тексты очень кинематографичны сами по себе. Не потому, что я стараюсь склонить продюсеров к покупке прав на экранизацию, а потому что я реально так вижу, и мне так нравится.
А в-третьих, по способу создания произведения я пишу роман как сценарий. Мне органичнее и легче писать именно по эпизодам, а не по страницам. Я всегда ставлю себе цель на день: написать такой-то эпизод, а не такое-то количество страниц. Если я справлюсь за два часа, то прекрасно, если за десять часов — значит, пишу целый день. И такой способ работы скорее сценарный, чем романный.
— Я прочитал Ваше интервью на сайте, прочитал биографию, прочитал книги, и у меня сложилось ощущение, что у Вас есть чёткая стратегия, которой Вы всё время руководствуетесь и что всю свою карьеру Вы заранее спланировали, выстроили. Есть ли у Вас представление к чему Вы хотите прийти? Может быть, это сериал на канале HBO, Нобелевская премия, место Председателя союза писателей или кинематографистов: живот, машина, свитер, и что там ещё было у советских писателей? И, если Вы к этому придёте, то скажете: «Это ровно то, что я хотел и планировал».