Разговоры Пушкина

– Однако Карл V не доверял и Англии, потому что он сказал: война со всеми, но мир с Англией.

– Ты думаешь, что он предвидел Армаду? – спросил, смеясь, Тургенев.

– Нет, но он предвидел, что сын его уже не будет императором и не будет даже способен быть в одно и то же время королем Испании и императором. Его сын совсем не походил на него. Быть может, он был даже более испанец, чем его отец. А Дон Карлос очень напоминает мне Алексея. Он не более походит на Филиппа, чем царевич на Петра Великого. Мне, по крайней мере, так кажется, и я прошу в этом прощения у Шиллера. Впрочем, Шиллер и не делает из него героя; поэтому-то он и должен был создать другого героя – маркиза Позу. Впрочем, Филипп его хорош, по-моему, он лучше, чем Филипп у Альфиери.

Пушкин спросил меня, какие исторические личности меня наиболее интересуют, и я отвечала, что все те, в которых есть нечто живописное, поэтическое, героическое: Дюгеклен, Баярд, Гастон де Фуа, Ричард Львиное Сердце, Черный Принц, Людовик Святой, Генрих IV, Дон Жуан Австрийский, Манфред и Конрадин, Эгмонт и Горн, Карл I, Мария Стюарт, Густав Ваза.

Пушкин отвечал мне:

– Словом, все легендарные герои. Современники, сложившие о них легенды, видели их такими в своем воображении; хотя почти во всех этих легендах есть и доля истины. У нас таким поэтическим легендарным героем является Скопин-Шуйский. Это несомненно – все эти лица были не совсем такими, какими создало их воображение их современников. Но когда желают воспользоваться ими для трагедии, драмы, исторического романа, надо тщательно изучать их характеры, не пренебрегая и архивами. Я думаю, что историки часто приукрашивают или, наоборот, умаляют героев истории, порицая одних ради возвеличения других и извращая их характеры. Это бросается в глаза, чуть зайдет дело о Карле I и Кромвеле или о Елизавете и Марии Стюарт; много разукрасили историю Екатерины и Марии Медичи, Анны Австрийской, Ришелье и Мазарини, Франциска I, всех Валуа, Гизов, Жанны Д’Альбре, обеих королев Маргарит, Густава Адольфа и Христины Шведской. Особенно заметно это со времени Реформации, с тех пор, как появились историки-католики и историки-протестанты, создающие легенды и освещающие факты соответственно своим взглядам. А между тем обязанность историка прежде всего быть беспристрастным, хотя знаменитый Вальполь и высказал, что для того, чтоб сделаться историком, человеку нужно: усердие, предрассудки и пристрастие. Он сказал также, что вся история есть только ложь. Это справедливо относительно некоторых историков, но первое положение, на мой взгляд, парадокс.

– А ты все больше и больше увлекаешься историей, – сказал ему Тургенев. – А вы, Донья Соль, – любите ли вы историю?

– Очень, и обязана этим Пушкину, который указывает мне, что читать. Теперь, по его совету, я читаю Карамзина.

– А разве вы не любили истории?

– Гораздо менее, потому что мои оба учителя истории в институте были очень скучными педантами.

– Педантами? В чем же проявлялся их педантизм? – спросил Тургенев.

– Они были помешаны на хронологии; а мне очень трудно давалось заучивание цифр. What’s in a date? (Что мне даты? [англ.]) Становится ли какое-нибудь важное событие более значительным оттого, что знаешь, в каком году оно произошло? Это, в конце концов, только второстепенная подробность. Для спасения моей жизни я не сумела бы сказать вам, в котором году происходило сражение при Лепанто, но я знаю, что тогда впервые турки были разбиты и флот их почти уничтожен; это была их Армада. И это имеет значение. А год сражения ничего не прибавит к моему представлению о Дон Жуане, который больше всего интересует меня во всем этом. По совету Жуковского я прочла историю Тридцатилетней войны и «Der Abfall der Niederlände» («Отделение Нидерландов» [нем.]), a затем перечитала «Эгмонта» и «Дон Карлоса». Мои преподаватели были скучны еще тем, что останавливались на бесполезных подробностях. Надо было знать на память всех супруг королей французских, испанских, английских и шотландских, всех императриц, мельчайшие подробности о борьбе Ольговичей и Мономаховичей; к чему это? Я думаю, что совершенно достаточно помнить имена женщин, действительно игравших какую-нибудь роль в истории, и князей, которые чем-нибудь прославились. А такую манеру преподавания истории я нахожу сухой и педантичной, вот почему большинство воспитанниц терпеть не могли уроков истории и географии, так как и тут с нас требовали знание названий ничтожных рек и городов, вместо того чтоб знакомить нас с историей городов и значением рек, игравших роль в истории.