Разговоры с Бухариным

Он: "Сталин хвалится, что Вы у него в кармане. Ваши (персонально -Жук) всюду ангажируют за Сталина. Это было бы ужасно. Вы сами, конечно, определите свою линию, но я просил бы, чтобы Вы одобрением Сталина не помогали ему душить нас. Сталин, вероятно, будет искать контакта с Вами. Я хочу, чтобы Вы знали, о чем идет дело.

9) Не нужно, чтобы кто-нибудь знал о нашей встрече. Не

говори со мной по телефону, ибо мои телефоны прослушивают.

За мной ходит ГПУ, и у тебя стоит ГПУ. Хочу, чтобы была ин

формация, но не через секретарей и посредников. О том, что я

говорил с тобой, знают только Рыков и Томский. Ты тоже не

говори никому, но скажи своим, чтобы не нападали на нас".

10) Я: "Показал тебе Ст[алин] записку Зин[овьева]?"

Он: "Нет, первый раз слышу".

Я: "Что с нами будут делать?"

[Он]: "Не знаю, с нами об этом не говорят. Либо Сталин по-пробует Вас "купить" высокими назначениями или назначит на такие места, чтобы ангажировать, -- ничего наверное не знаем. До свидания. В ближайшие дни буду очень занят Конгрессом, не смогу тебя видеть. Вообще нужно конспирировать".

Я условился с Сокольник[овым], что перед моим отъездом о" еще зайдет.

ЗАПИСКА КАМЕНЕВА, ВОЗМОЖНО, -- ЗИНОВЬЕВУ

Я передал ему твое письмо ему (личное). Он прочитал, сказал: боится бумажек. Боится, что статья подведет. Лучше бы поговорить о программе лично. "Программу во многих местах мне испортил Сталин. Он сам хотел читать доклад в пленуме о программе. Я насилу отбился. Его съедает жажда стать признанным теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает".

Кроме того, масса мелочей, деталей. Потрясен он чрезвычайно. Порой губы прыгают от волнения. Порой производит впечатление человека, знающего, что он обречен. Все думают: на днях должны появиться сигналы из другого лагеря. Их надо спокойно выждать. Это будет. Ехать тебе сейчас сюда поэтому не следует. Посмотрим, что скажут. Завтрашним днем звони мне ответ [в] 8 ч.

1I/VII.6 часов.

Приписка (на полях): Все это было заискивание. Другого слова не нахожу: политически, конечно.

ДОПОЛНЕНИЕ К КОНСПЕКТИВНОЙ ЗАПИСИ БЕСЕДЫ КАМЕНЕВА, БУХАРИНА И СОКОЛЬНИКОВА

4. Дополнение к рассказу Бухарина. Ночь с 11 на 12/VII.

В общем, впечатление скорее обреченности. Его выра

жение: не есть ли вся наша "буза" онанизм. Иногда я говорю

Ефиму*: не безнадежны ли наши дела? 1. Если страна гибнет -

мы гибнем. 2. Если страна выкручивается -- Ст[алин] вовремя

поворачивает, и мы тоже гибнем. Что делать? Что делать, ког

да имеешь дело с таким противником: Чингисханом -- низкая

культура ЦК.

Молотов и Сталин о выходе из Уханского пр[авительств]а

[в Китае].

Сталин говорит комсомольцам: как решится вопрос о

броне, зависит от того, прекратит ли Бух[арин] подлую поли

тику.

Нам начинать дискуссию -- нас за это зарежут. ЦК бо

ится дискуссии.

А что если мы подадим коллективно в отставку -- я,

Р[ыков] и Т[омский]?

Не отстраниться ли мне на время -- 2 м[есяца] -- не пу

таться в текущую политику. А когда наступит кризис -- высту

пить прямо и полностью открыто?

Дискуссию нельзя нам начинать потому, что она прямо

начинается с вооруж[енного] столкновения, ибо каковы будут

обвинения? Мы скажем: вот человек, который довел страну до

голода и гибели. А он: они защищают кулаков и нэпманов.

Партия и государство слились -- вот беда.

Сталина ничего не интересует, кроме сохранения власти.

Уступив нам, он сохранил ключ к руководству, а сохранив его,

потом нас зарежет. Что нам делать? Ибо субъективные усло

вия для снятия в ЦК Сталина зреют, но еще не созрели.

Сокольников: активизируйте свою политику, требуйте

хотя бы удаления Молотова.

Ст[алин] знает одно средство -- месть, и в то же время

всаживает нож в спину. Вспомним теорию "сладкой мести".

Серго [Орджоникидзе] -- не рыцарь. Ходил ко мне, ру

гательски ругал Ст[алина], а в решающий момент предал.

История резолюции пленума и драки. 1. Я требовал об

суждения общего вопроса. Сталин уклонялся: нужен промфин

план и т. д. 2. Пишу Ст[алину] письмо и требую общего обсуж

дения. Он прибегает ко мне: Бухарин, ты можешь даже слону

испортить нервы, но на обсуждение не соглашается. 3. Я пишу

второе письмо -- он зовет меня к себе. Начинает: мы с тобой

* Цейтлин, его секретарь? -- Прим. Троцкого.

Гималаи. Остальные -- ничтожества. 4. Идем в "семерку". Дикая сцена. Он начинает на меня орать. Я рассказываю его слова с Гималаями. Он кричит: "Врешь. Ты это выдумал, чтобы натравить на меня членов ПБ". Расходимся. 5. Я читаю, не выпуская из рук, декларацию на 20 стр. Молотов объявляет антиленинизмом, антипартийным. Сталин: на 9/10 могу принять. Молотов уходит. Принимается как основа. Я ухожу писать резолюцию. Они тоже. Неожиданно приносят резолюцию, украденную с моей декларации. Я делаю три поправки. Рыков -- одну. Все принимается единогласно. Сталин рассуждает так: "Я дал хлеб экстренными мерами. Я повернул вовремя и сам написал резолюцию. Если понадобятся меры, я один их смогу провести". А на деле ведет к гибели.

Варга читает доклад потому, что Ст[алин] не хочет, что

бы читал Рыков. Что мне делать с этим докладом -- еще не

знаю. Варга будет развивать, что голод неизбежен, раз индуст