Сфотографировать я могу лишь одну статуэтку из обожженной глины, остальные он не успел для меня приготовить. Сделав снимки, разговариваю с Сабартесом. Я только что прочитал его недавно вышедшую книгу: «Портреты и воспоминания». Чтение очаровывает своей обескураживающей и, я бы сказал, методичной, намеренной хаотичностью. Как верный пес, вертясь волчком и прыгая у ног хозяина, радостно следует за ним повсюду, так и Сабартес на одной и той же странице мечется между Барселоной конца века и толчеей здешней прихожей, с ее несмолкающим телефоном, Марселем, объявляющим о новых посетителях, и грудами почты Пикассо, которую следует открыть, прочитать и рассортировать… Мне нравится, что этот человек, обретя свое божество, не погрузился в безмятежное, безоговорочное обожание, а попытался взглянуть на свой предмет критически, описывая причуды художника в довольно язвительном тоне… Он, не стесняясь, вытаскивает наружу все противоречия, сомнения, странности, перепады настроения и слабости, собственно и составляющие обаяние и притягательную силу мастера… С нескрываемой горечью автор намекает на ссору, из-за которой их дружба прервалась больше чем на год… Скромная биография, целью которой было нарисовать портрет Пикассо, оставила нам между строк также и портрет самого Сабартеса: несмотря на крайнюю сдержанность, с какой написана книга, это, по сути, его автопортрет. Она обнажает его обидчивое смирение, горделивую застенчивость, намеренное затушевывание себя как безропотного свидетеля, упорно не желавшего навязывать Пикассо свое мнение.
Я поздравляю его с выходом в свет этого живого и незаменимого свидетельства.