Разговоры с зеркалом и Зазеркальем

Тогда в Москве было много ученых здравомыслящих кружков, но они распадались на два лагеря: в одном были ярые славянофилы, и этот кружок был самый обширный, Другие — западники. Третий кружок был самый модный, состоял из ученых дам, известных под названием синего чулка, и составлял как бы примиряющее звено между вышеназванными кружками. О Герцене заговорили во всех кружках, все пожелали иметь его у себя на литературных вечерах; и, когда он начал у них появляться, все были от него в восторге, и в особенности дамы. Конечно, дамы первые не замедлили узнать о жене Герцена и, узнавши, что она очень умная, образованная женщина, начали приставать к Герцену познакомить ее с ними. Понятно, что приличие требовало Наташе сделать ко всем первый визит, и Герцен предложил ей это; но Наташа отклонила эту честь, говоря, что, во-первых, она чувствует себя еще нездоровою, во-вторых, что она не усвоила себе так светских приемов, которые требуются в известных кружках, и что она будет скорее смешна в светском салоне, чем интересна. <…> Герцену не нравился отказ Наташи, он любил, уважал ее, знал, что она, по образованию, и, пожалуй, уму, стоит выше всех синих чулков, и что она, его жена, может стать центром всякого кружка, и что все ее заметят. Это ему льстило, и он стал настаивать. Но Наташа сказала решительно, что она останется тем, что она есть, и ни за что не променяет свою тихую семейную жизнь на суетные визиты… [522]

Подобные ситуации, по мнению Астраковой, служили поводом к размолвкам. Для Герцена активное участие в жизни общей — не только принципиальная позиция, но и естественный для него образ жизни (а по мнению Астраковой — в чем-то даже проявление тщеславия и эгоизма).

Главная идея Герцена этого времени — приоритет общего, идейного над личным, частным. В дневнике он записывает (18.12.1844): «Наши личные отношения много вредят характерности и прямоте мнений. Мы, уважая прекрасные качества лиц, жертвуем для них резкостью мысли. Много надобно иметь силы, чтоб плакать и все-таки подписать приговор Камиля Демулена» [523]. В «Былом и думах» приводится отрывок из более позднего, ретроспективно-примирительного письма Грановского (от 25 августа 1849 года), где тот пишет: «Когда-то ты (Герцен. — И.С.) оскорблял меня, говоря: „Не полагай ничего на личное, верь в одно общее“, а я всегда клал много на личное» [524]. Разрыв с Грановским, несмотря на их горячую взаимную симпатию, произошел, как известно, исключительно на идейной почве: из-за разных воззрений на бессмертие души.

Наталья Александровна, как уже говорилось, не очень любила публичную жизнь, считая ее зачастую суетой, и людей ценила выше, чем идеи. Мучительнее, чем идеологические разногласия, она переживала личныйразрыв с друзьями и близкими людьми, в том числе и некоторое разочарование в муже [525].

В какой-то момент кризис одиночества становится, вероятно, настолько непереносимым, что она делает попытку писать дневник, хотя и раньше, и позже более адекватной формой самовыражения для нее были письма. Этот очень короткий дневник представляет из себя девять небольших подневных записей, сделанных в период с 25 октября 1846-го по 10 января 1848 года.