Разговоры запросто

Курион. Если бы какой-нибудь бог пробуравил землю насквозь, опустивши отсюда к антиподам отвес через центр, — как делают космографы, изображая на деревянных шарах расположение суши и морей, — и если бы потом ты бросил в эту дыру камень, куда бы он долетел?

Альфий. До центра земли: там все тяжелое покоится.

Курион. А если антиподы тоже бросят камень, навстречу твоему?

Альфий. Тогда камни сойдутся у центра: там оба остановятся.

Курион. Но если верно, что природное движение, не встречая никаких препятствий, непрерывно, как ты сказал, ускоряется, камень или же свинец, брошенный в дыру, силою разгона минует центр и затем движение обратится уже в насильственное.

Альфий. Свинец центра никогда не достигнет, разве что в жидком состоянии, а камень, если минует центр в насильственном движении, сперва замедлит свой ход, а после вернется к центру совершенно таким же образом, как возвращается на землю камень, брошенный ввысь.

Курион. Но, возвращаясь природным движением, он снова приобретет разгон и снова пролетит мимо центра. Выходит, что камень никогда не остановится.

Альфий. Нет, в конце концов остановится — проскакивая мимо и возвращаясь, до тех пор пока не достигнет равновесия.

Курион. Но если в природе нет ничего пустого, эта дыра непременно заполнится воздухом.

Альфий. Допускаю.

Курион. Что ж получится — что тяжелое от природы тело висит в воздухе?

Альфий. Что же из того? Ведь и сталь висит в воздухе, если ее со всех сторон удерживают магниты. И разве это чудо, что один-единственный камешек повис в средине воздуха, когда вся земля, обремененная столькими скалами и утесами, висит таким же самым образом?

Курион. Но где центр земли?

Альфий. А где центр круга?

Курион. Это неделимая точка. Если и центр земли столь же мал, всякий, кто продырявит середину земли, уничтожит центр, и тяжелым телам будет некуда падать.

Альфий. Ты мелешь вздор!

Курион. Пожалуйста, не сердись. Все мои вопросы — только от любознательности, от желания понять. Если землю просверлить не в самом центре, а в стороне от него, скажем — в сотне стадиев[711], как полетит брошенный камень?

Альфий. Не прямо сквозь дыру, или, вернее — прямо к центру земли, так что, не дойдя до средины, остановится у левого края отверстия, если центр остался левее.

Курион. Но что делает тело легким или тяжелым? Альфий. На это пусть тебе ответит бог — почему огонь он сотворил самым легким, воздух по легкости ближайшим к огню, землю самой тяжелой, а воду ближайшей к земле.

Курион. Почему ж тогда водяные тучи висят высоко в воздухе?

Альфий. Потому что получают огненную природу от солнца, которое их притягивает: так сильный жар гонит дым из сырых дров.

Курион. Почему ж тогда они падают так грузно, что иной раз обращают горы в равнину?

Альфий. Сгущение и плотность придают им веса. Кроме того, можно представить себе, что они удерживаются воздухом так же, как держится на поверхности воды тонкий лист железа.

Курион. Значит, ты считаешь, что тело тем легче, чем больше в нем огненной природы, а чем больше земной, тем тяжелее?

Альфий. Ты почти угадал.

Курион. Но не всякий воздух одинаково легок и не всякая земля одинаково тяжела. Не иначе, по-видимому, следует судить и о воде.

Альфий. Вполне понятно: ведь то, что ты сейчас назвал, — не первоначала в чистом виде, но смесь из разных начал. Вероятно, та земля всех легче, которая имеет наибольшую примесь огня или воздуха, та вода всех тяжелее, к которой примешана особенно тяжелая земли; такова, по-моему, морская вода и вода соляных источников.

Равно и воздух в ближайшем соседстве с водою или землей более тяжел или, по крайней мере, менее легок, чем воздух вдали от земли.

Курион. В чем больше земной природы — в камне или в свинце?

Альфий. В камне.

Курион. И, однако, свинец тяжелее камня, если взять их в равном объеме.

Альфий. Тут причиною плотность: камень реже, и оттого содержит больше воздуха, чем свинец. Оттого же некоторые роды земли, если их как следует высушить и бросить в воду, не тонут, но плавают. По той же причине мы можем наблюдать целые плавающие поля: их поддерживают полые корни тростника и других болотных трав, переплетшиеся меж собою.

Курион. Отсюда, возможно, и легкость пемзы.

Альфий. Конечно, она вся пористая и вдобавок насквозь прожжена сильным огнем — ведь произносят ее места, где бушует пламя.

Курион. А у пробки откуда такая легкость?

Альфий. Это уже говорилось: причиною — рыхлость.

Курион. Что тяжелее — свинец или золото?

Альфий. Думаю, что золото.

Курион. А между тем в золоте огненной природы, по-видимому, больше.

Альфий. Потому что ночью оно сияет как огонь, по слову Пиндара?

Курион. Конечно.

Альфий. Но у золота плотность больше.

Курион. Как это обнаруживается?

Альфий. Тебе ответят золотых дел мастера, что ни серебро, ни свинец, ни кипрская медь, ни одно подобное вещество не расплющивается молотком тоньше, чем золото. Сходным образом философы обнаружили, что нет ничего жиже меда и масла; если их размазывать, они и расходятся очень широко и высыхают медленней, чем любая иная жидкость.

Курион. Но что тяжелее, масло или вода?