Разговоры запросто

Спудей. Щелочь и сода мне знакомы; но чтобы пятна счищали огнем, слышу впервые.

Гедоний. Но если ты побываешь в мастерской у ювелира, то увидишь, как золото очищают огнем. Впрочем, есть и лен, который в огне не сгорает, но блестит яснее любой жидкости; он зовется «горным льном».

Спудей. Право, ты предлагаешь нам парадокс [719] всех стоических парадоксов! Живут ли те в свое удовольствие, кого Христос назвал блаженными ради их страданий?

Гедоний. Это миру чудится, будто они страдают, а по-настоящему они радуются и, как говорится, живут припеваючи, так что всякие Сарданапалы, Филоксены[720], Апиции и прочие, кого прославила страсть к наслаждениям, по сравнению с ними провели жизнь в печали и горестях.

Спудей. Новости и неслыханные и, скорее всего, невероятные!

Гедоний. А ты проверь — и признаешь, что все это трижды и четырежды верно. Впрочем, я и сам постараюсь, чтобы оно не казалось тебе таким уже неправдоподобным.

Спудей. Приступай.

Гедоний. Хорошо, только сперва согласись со мною в нескольких вещах.

Спудей. Но при условии, что твои требования справедливы.

Гедоний. Будешь с прибылью, если ссудишь для начала.

Спудей. Итак?

Гедоний. Прежде всего, я надеюсь, ты мне уступишь в том, что существует некоторое различие меж душою и телом.

Спудей. Такое же, как между небом и землею, между бессмертным и смертным.

Гедоний. Далее, ложные блага не следует числить среди благ.

Спудей. Не в большей мере, нежели тени считать за тела или лжечудеса магов и сонные наваждения — за истину.

Гедоний. Пока отвечаешь метко. Я полагаю, ты уступишь мне и в том, что подлинное удовольствие испытывает лишь здравый дух.

Спудей. Как же иначе! Невозможно наслаждаться солнцем, если воспалены глаза, или вином, если рот обметало лихорадкою.

Гедоний. И сам Эпикур, если не ошибаюсь, не обрадовался бы удовольствию, которое привело бы с собою мучение, и гораздо большее, и намного более длительное.

Спудей. Пожалуй, что нет, если бы разум ему не изменил.

Гедоний. Не станешь ты отрицать и того, что бог есть высшее благо, самое прекрасное, самое сладостное.

Спудей. Этого никто не будет оспаривать, разве что какой-нибудь дикарь, хуже циклопов. Но что дальше?

Гедоний. Ты уже согласился со мною, что всех приятнее живут те, кто живет благочестиво, а всех несчастнее и горше — кто нечестиво.

Спудей. Значит, я уступил больше, чем хотел.

Гедоний. Но что дано честно и по правилам, того требовать назад нельзя, как учит Платон.

Спудей. Продолжай.

Гедоний. Если с собачкой прекрасно обращаются, если она сытно и сладко ест, мягко спит, всегда играет и резвится, — разве не живет она приятно?

Спудей. Живет.

Гедоний. А хотел бы ты такой жизни для себя?

Спудей. Вот еще придумал! Для этого надо сперва из человека превратиться в пса!

Гедоний. Значит, ты признаешь, что лучшие удовольствия началом и источником имеют дух?

Спудей. Это очевидно.

Гедоний. Сила духа такова, что нередко заглушает чувство телесной боли, нередко делает отрадным то, что само по себе мучительно.

Спудей. Это мы видим каждый день на примере влюбленных, которым сладко не спать ночи напролет, бодрствуя в зимнюю стужу у дверей любимой.

Гедоний. Теперь рассуди, если такою силою обладает человеческая любовь, которую мы разделяем с быками и собаками, насколько могущественнее любовь небесная, исходящая от духа Христова! Такова ее сила, что даже смерти, ужаснее которой нет ничего, сообщает она привлекательность.

Спудей. Что у других на сердце, не знаю, но я уверен, что ревнители подлинного благочестия лишены многих удовольствий.

Гедоний. Каких?

Спудей. Они не богатеют, не получают высоких должностей, не пируют, не пляшут, не поют, не благоухают душистыми притираниями, не смеются, не играют.

Гедоний. О богатстве и высоких должностях не к чему было и упоминать: ведь они не радость приносят, а скорее заботы и беспокойства. Поговорим о прочих удовольствиях, за которыми усердно охотятся люди, одержимые охотой пожить приятно. Не встречаешь ли ты каждый день пьяных, дураков и безумцев, которые смеются и пляшут?

Спудей. Встречаю.

Гедоний. По-твоему, они живут приятно?

Спудей. Врагам бы моим такую приятность!

Гедоний. Почему?

Спудей. Потому что они не в своем уме.

Гедоний. Значит, ты предпочел бы голодать и гнуться над книгою, чем забавляться подобным образом?

Спудей. Землю копать — и то лучше!

Гедоний. Ты прав, потому что между безумным и пьяным разницы никакой; только одного излечивает сон, а другому и врачи не помогут. Дурак ничем не отличается от тупой скотины, кроме наружности. Но менее несчастны те, что тупы от природы, от рождения, нежели те, что отупели и одичали под воздействием скотских страстей.

Спудей. Согласен.

Гедоний. Находишь ли ты трезвыми и здравомыслящими тех, кто ради призраков и теней удовольствия пренебрегает истинными удовольствиями духа и навлекает на себя истинные муки?

Спудей. Нет, не нахожу.