Разговоры запросто

Тимофей. Кому ж, по-твоему, надо жертвовать по преимуществу? И сколько? И до каких пределов?

Евсевий. Расписать все до последних подробностей очень трудно. Главное — это чтобы было желание прийти на помощь каждому. Далее, я уделяю, что могу по своей скудости, всякий раз, как представится случай, но в первую очередь тем, чья нужда и безукоризненный образ жизни мне известны заведомо. А если собственных средств недостает, призываю к доброму делу и других.

Тимофей. А можно ли нам здесь, в твоем царстве, говорить свободно?

Евсевий. И даже свободнее, чем у себя дома.

Тимофей. Ты осуждаешь неумеренные траты в храмах божиих, но ведь и это жилище можно было устроить намного скромнее.

Евсевий. Я полагаю, что здесь все ограничивается пределами изящества или, коли угодно, тонкого вкуса; роскошью здесь и не пахнет, если только я не заблуждаюсь. Те, что живут милостыней, строят пышнее. Впрочем, и мои сады, каковы б они ни были, платят подать нуждающимся, и сам я каждый день отрываю частицу от своих расходов, стесняя себя и близких, чтобы быть щедрее к беднякам.

Тимофей. Если бы все держались таких правил, очень многие, кого нынче незаслуженно гнетет нужда, жили бы лучше. А с другой стороны, меньше было бы холеных толстяков, заслуживающих, чтобы нужда выучила их скромности и умеренности.

Евсевий. Возможно. Однако же, как по-вашему, не подсластить ли нам эту пресную закуску?

Тимофей. Нет, все и так отменно!

Евсевий. А вот я сейчас достану такую сладость, от которой вы не откажетесь и на сытый желудок.

Тимофей. Что это?

Евсевий. Четвероевангелие. Я приберег его на конец застолья, потому что ничего прекраснее у меня нет. Слуга, читай с того места, где остановился в прошлый раз.

Слуга. «Никто не может служить двум господам, потому что или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом не радеть. Не можете служить богу и мамоне. Посему говорю вам: не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело — одежды?» [131]

Евсевий. Подай книгу назад. Мне кажется, что тут Иисус Христос дважды повторяет одно и то же. Сперва он говорит «ненавидеть», потом, вместо этого, «не радеть»; а вместо «любить», которое поставлено вначале, потом появляется «усердствовать». Лица меняются, но смысл складывается прежний.

Тимофей. Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

Евсевий. Тогда, пожалуй, изобразим это математически. В первой половине вместо «одного» поставь А, вместо «другого» В, во второй вместо «одного» поставь В, вместо «другого» А — в обратном порядке. Итак, или «А будет ненавидеть, а В любить», или «В усердствовать, а об А не радеть». Разве не очевидно, что А дважды оказывается предметом ненависти, а В — любви? Тимофей. Да, это ясно.

Евсевий. Однако ж союз «или», и особенно употребленный повторно, имеет значение подчеркнуто противительное и уж во всяком случае соединяет мысли отнюдь не равнозначные. Разве не прозвучала бы нелепостью такая фраза: «Или Петр меня одолеет, а я уступлю, или я уступлю, а Петр меня одолеет»?

Тимофей. Забавный софизм, бог мне свидетель. Евсевий. А по мне, он лишь тогда станет забавен, если вы подскажете, в чем разгадка.

Феофил. Дух мой грезит и готов разродиться, а чем — и сам пока не знаю. Если прикажете, я откроюсь, но вы тогда будете либо толкователи снов, либо повитухи.

Евсевий. Хотя припоминать сны за столом — дурная, по общему суждению, привычка, а рожать в присутствии стольких мужчин — не слишком-то пристойно, все же мы охотно будем восприемниками этого сна или, коли угодно, этого плода твоего духа.

Феофил. Мне кажется, что здесь переменяются не лица, а скорее состояния, и что эти слова — «одного» и «одного» — относятся не к А и В, но, в обеих частях, к одному из двоих, любому, какого ни выберешь, а лицо, обозначенное через «другого», ему противопоставлено. Примерно так же, как если сказать: или ты исключаешь А и принимаешь В, или А принимаешь, а В исключаешь. Вы сами видите, что лица остаются прежние, а состояния передвинуты. Причем выражено это так, что сказанное об А можно высказать и о В, общий же смысл сохраняется прежний: или В исключаешь и принимаешь А, или принимаешь В и исключаешь А.

Евсевий. Тонко распутал ты нам задачу! Пожалуй, что и математику на песке лучше не изобразить.

Софроний. А меня больше смущает, что Христос не велит тревожиться о завтрашнем дне, тогда как Павел и сам трудился ради пропитания, и резко обличает бездельников, любителей пожить на чужой счет, внушая им, чтобы они работали, трудились собственными руками, ибо это благо, когда есть из чего уделить терпящему нужду. Разве не святы те труды, которыми бедняк питает любимую супругу и милых детей?