Разговоры запросто

Софроний. Да, конечно. В этой книге Павел, который не умеет лгать, внушает мне, что ни блудницам, ни блудникам царства небесного не наследовать. Прочитав слова Павла, я начал рассуждать так: немногого ожидаю я для себя из отцовского наследия, и все же скорее расстался бы со всеми блудницами на свете, только бы отец не лишил меня наследства. Насколько ж больше надо остерегаться, чтобы меня не лишил наследства Отец небесный! Вдобавок, против отца, который от тебя отрекается или лишает тебя наследства, какою-то защитою служат человеческие законы; против бога, отказывающего в наследстве, защиты нет. И я строго-настрого запретил себе иметь дело с блудницами.

Лукреция. Только сможешь ли удержаться…

Софроний. Едва ли не половина воздержности — в искреннем желании быть воздержным. И, наконец, остается в запасе крайнее средство — женитьба. В Риме я обрушил на священника, которому исповедовался, целые авгиевы конюшни. Он пространно и разумно призывал к чистоте души и тела, к чтению священных книг, к частой молитве, к трезвости и умеренности, епитимьи, однако же, не назначил никакой, кроме того, чтобы преклонить колени перед главным алтарем и прочесть «Помилуй мя, боже»; и еще, если хватит денег, — дать первому попавшемуся нищему один флорин. Я удивился: за столько блудных грехов такая ничтожная кара, — но он отвечал очень метко: «Сын мой, если ты поистине раскаиваешься и готов переменить свою жизнь, наказание нисколько меня не занимает, а если будешь упорствовать, сама похоть взыщет с тебя так круто, как ни один священник. Взгляни на меня: глаза гноятся, руки-ноги дрожат, спина скрючена; а в прошлом я был в точности такой блудник, как ты». И я опомнился и образумился.

Лукреция. Стало быть, я потеряла своего Софрония.

Софроний. Наоборот — нашла! До сих пор он погибал, не был другом ни себе, ни тебе. Теперь он поистине тебя любит и жаждет твоего спасения.

Лукреция. Какой же совет ты мне подашь, мой Софроний?

Софроний. Прежде всего — бросить эту жизнь! Ты еще молода, все, что пристало к тебе грязного, смоется. Либо выходи замуж (приданое мы тебе соберем), либо поступай в какую-нибудь обитель, принимающую согрешивших, либо поселись в доме у какой-нибудь уважаемой матери семейства и поручи себя ее попечению и надзору. Я помогу тебе в любой час, когда скажешь.

Лукреция. Пожалуйста, мой Софроний, выбирай ты, а я подчинюсь.

Софроний. Но пока тебе нужно уйти отсюда.

Лукреция. Как? Немедленно?

Софроний. Разве не лучше сегодня, чем завтра, если отлагательство грозит ущербом, а промедление — опасностью?

Лукреция. Но куда я денусь?

Софроний. Собери все свои наряды и передашь их мне нынче вечером. Мой слуга тайком отнесет вещи к верной и надежной женщине, а несколько спустя я уведу тебя — как бы на прогулку. Ты спрячешься у той женщины и будешь жить на мой счет, покуда я что-нибудь для тебя не придумаю. Долго ждать не придется.

Лукреция. Хорошо, мой Софроний, я целиком полагаюсь на тебя.

Софроний. И никогда об этом не пожалеешь.

Исследование веры

Авл. Барбаций

Авл. В детской песенке поется: «Здоровайся, не ленись». Но не знаю, можно ли пожелать тебе здоровья.

Барбаций. Вот если бы ты мог не только желать, но дарить здоровье, тогда другое дело! Почему, однако ж, ты так говоришь, Авл?

Авл. Почему? Потому, ежели хочешь знать, что от тебя разит серою или Юпитеровой молнией.

Барбаций. Есть и Юпитеры навыворот, бывают и шальные молнии, которые ничего не возвещают. Ты, верно, намекаешь на отлучение[208]?

Авл. Угадал.

Барбаций. Да, раскаты грома, и даже очень грозные, я слыхал, но удара молнии не ощутил.

Авл. Как так?

Барбаций, А так, что желудок варит нисколько не хуже прежнего и сплю по-прежнему спокойно.

Авл. Но тем опаснее беда, если ее не ощущаешь. А эти шальные, как ты говоришь, молнии разят и горы и моря.

Барбаций. Верно, разят, — только попусту. Молнией, случается, сверкнет и стекло, и медная миска.

Авл. Но и такая молния пугает.

Барбаций. Конечно, но только малых ребят. Один лишь бог владеет молнией, которая поражает душу.

Авл. А если бог действует через своего наместника?

Барбаций. Если б так!

Авл. Скажу больше: многие дивятся, как ты еще не стал чернее угля.

Барбаций. Представь себе, что я уже почернел. Но тем более должно желать здоровья и спасенья грешнику — если следовать евангельскому учению.

Авл. Желать, но не вслух.

Барбаций. Почему?

Авл. Чтобы он устыдился и образумился.

Барбаций. Если б так обходился с нами бог, мы бы все погибли.

Авл. Не понимаю.

Барбаций. Ну, как же! Когда мы были врагами божиими — идолопоклонниками, солдатами Сатаны, то есть всего сильнее отдалены и отлучены от бога, как раз тогда он заговорил с нами через своего сына и этим разговором вернул нас, уже мертвых, к жизни.

Авл. Что правда, то правда.

Барбаций. И плохо пришлось бы больным, если б врач избегал утешающей беседы, всякий раз как видит перед собою тяжкий и мучительный недуг: как раз тогда и надо бы врачу быть подле.