Разгром конвоя PQ-17

Кроме «Уильяма Хупера» и «Нэйварино» был торпедирован советский танкер «Азербайджан», шедший вторым в средней колонне конвоя. Капитан 1 ранга Мун видел с мостика «Уэйнрайта», как торпеда попала в танкер. Сначала весь танкер был охвачен пламенем высотой около шестидесяти метров, потом пламя быстро погасло, и над танкером взвились клубы дыма и пара. Взрыва торпеды фактически не было слышно из-за оглушительного общего шума.

В 20.31 наступила относительная тишина, нарушаемая лишь отдаленными раскатами выстрелов из 200-мм оpyдий крейсера «Лондон», который все еще вел огонь по удалявшимся самолетам с предельных дистанций. Эсминец «Ледбьюри» подобрал на борт лейтенанта Каумейера и трех других членов экипажа его самолета; обгоревший корпус «хейнкеля», которым командовал Хеннеман, вместе с погибшими членами экипажа медленно оседал в ледяную воду; «Уильям Хупер», «Нэйварино» и «Азербайджан» вышли из походного ордера, а три спасательных судна и два тральщика отстали, чтобы приступить к трудной задаче спасения людей. Конвой PQ.17 выдержал свой пока самый тяжелый бой и вышел из него не без потерь, но зато гордым и не устрашенным тяжелым испытанием.

На мостике «Кеппела» к капитану 3 ранга Бруму снова подошел шифровальщик и вручил ему розоватый бланк радиограммы. Это был запрос, направленный Гамильтоном всего несколько минут назад, в 20.40: «В связи с близостью надводных сил донесите, когда конвой ляжет на курс 45°». Но насколько близки были немецкие корабли? Наверное, даже Гамильтон точно ничего не знал. Брум сразу же ответил адмиралу, что конвой уже идет курсом 45°.

На палубах американских кораблей личному составу раздали бутерброды с печеночным паштетом, пирожки и кофе; на английских кораблях охранения приготовили чай.

Сигнальный флаг «Q» все еще развевался на реях кораблей, и боевые расчеты артиллерийских установок оставались на боевых постах. На крейсерах, шедших в пяти милях от конвоя, слышали радиотелефонные переговоры между судами конвоя и кораблями охранения. Брум спросил командира конвоя, как у него дела. Даудинг ответил: «Пока все хорошо, спасибо, все в порядке». Брум испытывал чувство гордости за конвой: конвой только что «пережил переход от покоя к бедламу и снова к покою». Стоя на мостике «Кеппела», Брум внимательно осмотрел суда, чтобы выяснить, как они вынесли эту ожесточенную атаку немецких самолетов. «Я убедился, что люди по-прежнему в бодром, боевом настроении, — писал он позднее. — Каждый находился на своем боевом посту, а общий вид судов стал даже более гордым, чем когда бы то ни было». Палубы были усыпаны стреляными гильзами и пустыми коробками из-под боеприпасов; большая часть судов продолжала стрелять из своих орудий до тех пор, пока или не происходила какая-нибудь задержка, или не кончался боеприпас. Брум спустился с мостика в штурманскую рубку, открыл свой дневник и записал в него не без хвастовства: «Пока на судах есть боеприпас, РQ.17 сможет идти куда угодно». В течение восьмидесяти часов перемежающихся воздушных атак и атак подводных лодок корабли охранения обеспечивали защиту конвоя весьма эффективно. Подводных лодок противника было много — только «Ледбьюри» обнаруживал их семь раз, — но ни одной из них не удалось успешно атаковать конвой. На горизонте по-прежнему маячил непрерывно следящий за конвоем «блом и фосс». В 20.55 «Уэйнрайт» наконец смог подойти к «Олдерсдейлу», чтобы пополнить с него запас топлива. К изумлению Гамильтона, немецкие торпедоносцы не уделили ни малейшего внимания его крейсерам, шедшим всего в десяти милях впереди конвоя. «Это еще один пример того, что немцы поставили перед собой единственную цель и что они придерживаются близорукой тактики», — сказал позднее Гамильтон.